Любопытство всегда возьмёт верх над страхом. Я обошёл сзади Минлебая, который стоял словно загипнотизированный, и заглянул в зеркало. Вот что там было. Вот что преподнесло зеркало нашему товарищу по детским играм.
Там была река. Тёмная вода неслась откуда-то сверху, местами она вскипала пеной, обнажая большие валуны. Берега реки были высоки и скалисты. Совершенно чужой, незнакомый пейзаж. От всего этого дохнуло таким жутким холодом, что дыхание перехватило. А потом послышался не то гул ветра, не то волчий вой, и непонятно, откуда он доносится, потому что трава и деревья вокруг нас тоже заволновались.
Эту картину мне удалось наблюдать всего лишь пару мгновений, но она столь прочно зафиксировалась в моей памяти, что потом ещё долгие годы я настойчиво прокручивал её, словно старую киноплёнку. Без внимания не осталась ни одна деталь. И потому я совершенно уверенно могу сказать, что на одном из берегов, на краю высокой скалы, виден был далёкий, едва угадываемый силуэт волка.
Спустя тридцать лет я понял, что это была река, текущая в ад.
А потом, спустя ещё тридцать лет, я понял нечто большее об этой реке. Однако о том, как пришло это понимание, я расскажу в последней части моего повествования. А пока вернусь в ту самую точку, на которой мне пришлось сделать остановку.
Итак, река с тёмной водой мчалась в зеркале, вскипая пеной, порождая буруны и воронки, а Минлебай Атнагулов стоял точно обухом огретый, не в силах оторвать от неё взора. Я же, находясь за его плечом, пребывал в сходном с ним состоянии. Так продолжалось бы до бесконечности, если бы чья-то уверенная рука не прервала затянувшееся действие.
Фатима Сакаева. Эта девочка сразу поняла, что происходит, поскольку всегда видела дальше других. Она выхватила у Минлебая Атнагулова зеркало и тут же спрятала его под мышку:
– Давай сюда тряпку, быстро!
Я поднял с земли портянку и подал ей. Она в мгновение ока завернула зеркало и тут же вручила его мне:
– Избавься от него, слышишь? Немедленно!
– Как?
– Так же, как и получил. Понял?
Раздумывать было некогда. Не переводя дыхания, я побежал вниз с холма к речке, промчался через мост, потом, минуя прибрежный кустарник, слетел туда, где повстречал вчера Мать воды. Затем, старательно отводя глаза, развернул портянку и положил зеркало на поваленный ствол, точно на то самое место, откуда его взял.
Вечером я пошёл на речку вместе со всеми, но купаться не стал, вид воды вызывал у меня беспокойство. И пока все купались на песчаной отмели, создавая ужасный шум и сутолоку, я сходил к поваленному дереву и убедился, что зеркало исчезло.
Однако во мне остался былой страх. Я был уверен, что Мать воды не оставит меня в покое. Мне ничего не оставалось делать, как пойти за советом к Вафа-бабаю.
– Выбрось из головы, – сказал он, при этом вырезая какую-то очередную фигурку из дерева.
– А если она мне отомстит?
– За что? Ты же вернул то, что взял.
– А вы сами её видели?
– Видел.
– Мне страшно.
– Дорогой мой, – Вафа-бабай повернулся ко мне лицом. – Ты взял у них то, что тебе не предназначалось, и попытался зайти туда, куда нам хода нет. Но теперь ты понял, что был неправ. Не надо их бояться. Люди куда опаснее.
– Что же будет дальше?
– Ничего.
Он меня успокоил. И в самом деле, все последующие ночи я спал, не видя никаких снов. Говорят, в такие часы человек ближе всего к себе истинному, но, проснувшись, уже ничего не помнит.
Я рассказал вам историю с зеркалом, случившуюся со мной уже шестьдесят лет назад. Сейчас, глядя на свою жизнь со скалы, которая зовётся старостью и с которой рукой подать до пролетающих облаков, я могу многое оценить заново, рассмотреть в деталях. И вот что забавно. Происшедшее шестьдесят лет назад в моей памяти живёт гораздо отчётливее того, что произошло, скажем, тридцать лет назад. Если сравнить нашу память с магнитной лентой, киноплёнкой или ещё каким носителем увиденного, услышанного, прочувствованного, мы убедимся, что в детстве этот носитель куда более высокого качества. Я помню каждую тропку на двух наших холмах, отдельные выкрики птиц, я вижу передний, задний план каждого действия, я чувствую блики воды на своей коже. В начале жизни мы оснащены совершенным записывающим инструментом, который безупречно сохранит всё до самого последнего часа. Но мы об этом ещё не подозреваем. Мы ныряем в глубокий, увлекающий нас неведомо куда омут, совершенно не зная, что навсегда фиксируем каждое мгновение.