Из рассказов о Бату Сакаеве мы узнаём также о том, что он был способен на экстравагантные выходки. Например, из той же газеты «Волжский вестник» за 1898 год нам становится известно, что «купец первой гильдии уважаемый аксакал Бату Сакаев совершил вчера хулиганскую выходку в районе улицы Захарьевской. Войдя в магазин с ружьём, он неожиданно открыл пальбу, приведя тем в неописуемый ужас продавцов и покупателей». Событие это и впрямь выглядит странно, однако если мы проявим настойчивость и заглянем в архивы полицейской жандармерии, мы сможем узнать некоторые детали этого дела. Во-первых, что это был за магазин? Это был казённый магазин, где продавали водку. Во вторых. Наш уважаемый аксакал не просто открыл беспорядочную стрельбу. Объектом его стрельбы стали бутылки, стоящие на прилавках – он стрелял по ним на точность, как стреляют в тире. Обратим также внимание на название улицы. Захарьевская улица находилась тогда в районе Татарской слободы в Казани, где большей частью жили соплеменники нашего героя.

Теперь опять сместимся в область наших деревенских историй. Здесь Бату Сакаев предстаёт перед нами с фразой на устах. Звучит она так: «Водка ничего не помнит». Эти слова он любил повторять ближе к концу жизни. Нам вполне понятен их смысл. Чай помнит о свободе. Водка не помнит ничего.

Во времена моей юности мне попала в руки одна из конторских книг Бату Сакаева. На одной из страниц, сбоку от столбиков цифр, я обнаружил надпись: «Саженец поливают водой, человеческую вину поливают водкой». Думаю, что купец имел в виду следующее. После пьянки в человеке поселяется чувство вины. И чем человек совестливее, тем большую вину он испытывает. В нём живёт комплекс второсортности, он заведомо тебе обязан. Из него можно вить верёвки. Он всё снесёт – с покорной, рабской ущербностью в глазах. Не забывай только поливать его вину, не то она высохнет, как саженец.

К разряду экстравагантных следует отнести и следующую выходку Бату Сакаева. Он участвовал в революции 1905 года. В связи с этим его фамилия частенько упоминается опять же в архивах полицейской жандармерии. Его видели среди организаторов волнений в Казани, и здесь перед нами предстаёт выживший из ума старик, неразлучный со своим ружьём. Следует отметить, что тогда он уже переступил восьмидесятилетний рубеж и жить ему оставалось от силы год. Но если пристальней всмотреться в этот факт и задаться вопросом: «Что за навязчивая идея погнала на баррикады старика, чьё состояние оценивалось тогда баснословными цифрами?», – мы заметим здесь тайную, вековую подоплёку событий. Пролистнём страницы российской истории. «Страшный, бессмысленный и жестокий русский бунт» всегда поддерживался татарами. В головах моих угнетённых соплеменников жила мысль о свободе, и часть из них без оглядки следовала за теми, кто обещал её – будь то Степан Разин, Емельян Пугачёв или Владимир Ленин. Мысль о свободе всегда затмевала собой мысль о кровавой расплате – и потому теперь мы поймём старика Бату Сакаева, спешащего на баррикады с ружьём в дрожащих руках.

А теперь мы оставим Бату Сакаева в пору его старости, подозреваю, что рассказы о старцах не так интересны, сколь экстравагантны ни были бы их поступки, и возвращаемся к нему же, но в пору его силы.

Для того чтобы продолжить повествование, мне надо напомнить вам о следующем нашем персонаже, с которым мы уже, кстати, встречались. Это Яхья Атнагулов – не только современник Бату, но его одногодка, сосед, и самое главное – злейший завистник. Он возникает в нашем рассказе словно икота, от которой не спрячешься, но которая имеет свой срок.