Когда к четырем часам дня началось самое пекло, друзей охватила жажда передвижения.

В следующем кафе Мишка распушил перья, и купил дорогой марочный коньяк, который в конечном итоге их и добил. Эдик снова начал вопрошать, чем он плох, а Бондарь доказывать, что Эдик очень хороший и, вообще, ему сильно повезло – он теперь свободен, и волен делать все, что пожелает, а у него, у Бондаря, дома уже закипает и брызжет яростью центнер живого сала, который никуда никогда не уйдет.

– Да, уж твою мегеру я помню, – согласился Эдик. – С такой в ЗАГС только под автоматом. Как это тебя угораздило?

Бондарь не стал напоминать Эдику про Коляшу и Витюшу, а только рукой махнул.

– Теперь все будет по-другому, – заявил он. – Теперь она у меня будет по струнке ходить, а если нет, то разверну в нужном направлении и задам максимальное ускорение.

– Вот это правильно!

На какое-то мгновение к сознанию Бондаря пробился здравый смысл, и Мишка очень усомнился собственным заявлениям. Тут же ему захотелось бросить Эдика и бежать к остановке, ехать домой, выдумывать невероятные истории, молить о снисхождении…

Чуткий Эдик уловил эту перемену Мишкиного настроения.

– Тебе, наверное, устроят нынче инквизицию.

– Да и плевать! – Бондарь достал платок, высморкался и комом сунул его в задний карман брюк. – Понимаешь, – качнулся он на локтях ближе к Эдику. – У всего на свете есть свой предел. У тебя, у меня, у… – Мишка пошарил глазами вокруг, – у них, у всех…

– Даже у Вселенной есть предел,– кивнул Эдик, давая понять, что мысль Бондаря ему ясна, и что сам он неоднократно думал над этим.

– Так вот, у меня он наступил, – мрачно молвил Мишка. Эдик не на шутку перетрусил.

– Ты чего, Миха! Ты даже не думай!

– Я имею в виду, что жить с Ларисой не могу больше. – Бондарь взял пластиковый стакан, и с хрустом смял его в кулаке.

– Так не живи! Фу, ты, Господи, напугал только!

– Проблема в том, как не жить? – Мишке вдруг стало стыдно признаться в истинном положении вещей, и он неожиданно даже для себя выдал.

– Приворожила она меня, понимаешь? Черным приворотом! Ходит регулярно к какой-то гадине, и они вместе колдуют. Нутром чую, что во мне все не так. Хочу уйти, а сил нет. Веришь мне?

– Верю! Не ты первый. Сейчас этих знахарок-гадалок, как бомжей в теплотрассе! Что угодно за деньги делают. Слушай! – Эдик даже подпрыгнул. – А ты помнишь Кошкина? Ну, Саломана!

– Конечно, помню. Все продолжает из себя медиума корчить?

– Какой медиум! Он колдуном натуральным стал! Завороты-отвороты для него семечки, любую порчу снимет, как дерьмо голубиное с пиджака! – Эдик достал записную книжку, нашел нужный номер телефона, адрес, и записал их крупными пьяными каракулями на салфетке.

– Вот, позвони, как сможешь. Да давай прямо сейчас! Возьмем еще пузырь и рванем!

Однако добраться до Саломана, приятелям было уже не суждено. Предварительный звонок ничего не дал – телефон колдуна не отвечал, а на углу коммунаров и текстильщиков, где Мишка и Эдик, цепляясь друг за друга, мочились на газетный киоск, их забрал наряд ППС.

Только час спустя, откупившись от наказания за недостойное поведение, Мишка доставил Эдика домой. Там они выпили еще, и осветитель, пустив слюни, медленно, как уходящий под воду корабль, сполз на диване в горизонтальное положение. Мишка тоже уснул, сидя в кресле. Именно с него он и подкинулся в полночь, когда во сне к нему явилась Лариса с разделочным ножом в руке, и объявила, что сейчас будет кастрировать его, как Артура.

Толком не протрезвевший, мучаемый головной болью и сушняком, Бондарь бросился ловить такси, и, хотя понимал, что уже можно не спешить, бежал домой, как уходящий от погони Буратино. То, что случилось дальше мы, и баба Вера уже знаем. Желая, чтобы завтра никогда не наступило, Бондарь улегся на диван, и провалился в черный Космос, по которому хороводом летели звезды.