Шкалик только развёл руками… Да я и сам стал сомневаться – неужели свихнулся на почве непризнания? Попытался разъяснить свою позицию:

– Речь о том, чтобы это выглядело самоубийством исключительно в глазах полиции и журналистов.

– И кого же вы собираетесь угробить вместо себя? – Джин буквально сверлил меня глазами, не скрывая намерения отдать под суд за подготовку жестокого убийства.

Внутренний голос молчал, и я уже готов был признать, что сморозил чушь, но тут на помощь мне пришла Чекушка:

– Да никого не надо убивать! Сбросим с крыши чучело, а рядом раскидаем письма разгневанных читателей, недовольных тем, что Брют проповедует в своих романах.

– Но это же пустая трата сил и времени! – возражает Чивас. – Никто не поведётся на примитивную уловку.

– Если заранее известить журналистов, телевизионщиков, полицию, наверняка сработает. Такие перформансы нынче в моде – что ни спектакль, то профанация на заданную тему без какого-либо намёка на трагедию или драму.

Итог мозговому штурму подвёл Штоф:

– Я не в восторге от этой идеи, но похоже, что ничего лучше не придумаем.

– Только как бы это нам не вышло боком, – усомнился Джин.

– Но ты же сам предложил провести акцию на грани фола.

Так и порешили.

Акция прошла на высшем уровне – полиция, телевизионщики, реанимобиль, да ещё куча зевак сбежалась из окрестных домов. Даже пожарники с автоколенчатым подъёмником прикатили на тот случай, если планируется коллективное самоубийство. Когда обнаружилось, что это чучело, решили вскрыть мою квартиру – содержание разбросанных по тротуару листовок ясно указывало на причину несостоявшейся трагедии. А вдруг и впрямь решил руки на себя наложить?

Только когда за дверью завизжала циркулярная пила, я понял, что наша затея может завершиться совсем не так, как предполагалось. В самом деле, улики налицо – тексты писем читателей в компьютере, принтер, да и одежда на чучеле из моего собственного гардероба, что без сомнения подтвердят соседи. Пришлось открыть дверь и сдаться на милость победителей.

И вот сижу в допросной комнате Следственного комитета – дело приобрело такую огласку, что сам председатель СК взял его под свой контроль. Да кабы знать, что так получится, я бы этого Шкалика послал куда подальше ещё при первой нашей встрече!

– Как же вы дошли до жизни такой? – спрашивает следователь, немолодой уже человек, но, видимо, что-то помешало ему дослужиться хотя бы до полковника.

Приподнимаю брови, демонстрируя непонимание. А он снова о своём:

– Всполошили интернет, в новостях только о вас и говорят, Госдума собирается повысить акциз на спиртные напитки и принять закон о запрете продажи принтеров в частные руки. А уж ложный вызов спецслужб вам наверняка влетит в копеечку.

– Я никого не вызывал.

– Тогда назовите имена своих сообщников.

– Какие ещё сообщники? Для чего? Я сам выбросил чучело из окна.

– Но в полицию и в «скорую» звонили из других районов города. Вы же не могли оказаться одновременно и в Митино, и в Нагатинской пойме.

– Ну вот!

– Что вот?

– Вы же сами признаёте, что я тут ни при чём. Вот за чучело готов ответить.

– А письма читателей?

– Это забавы ради.

– Ничего себе забава! Что похожее на труп и рядом письма, якобы они довели до самоубийства.

– Другой бы на моём месте так и сделал, то есть руки на себя наложил.

Мой собеседник сомневается, покачивает головой:

– Это вряд ли. Писатели, если и расставались с жизнью, то совсем по другим причинам. А большинство приспосабливалось к существующим реалиям.

– Ну да, писали на потребу публики. А я так не могу!

– Тогда займитесь чем-нибудь другим.