– Я тебе рада, Олег, – мелодично прозвучал под каменными сводами ее голос. – Нам сообщили, что ты погиб, хорошо, что это оказалось ошибкой… Спасибо за весть о брате.

– Княгиня… – на ходу сбрасывая мешок, я подошел к трону и, опускаясь на колено, поднес к губам узкую, с длинными пальцами ладонь Юлии. От нее пахло снегом и холодной водой. Я поднял глаза. Юлия улыбалась.

– А ты все тот же, Олег, – заметила она.

Хорошо натопленный камин выгнал из комнаты Юлии сырость. Пламя гудело в дымоходе, бросало отблески на развешанное по стенам оружие, золотом искрилось в ворсе мехов. На широком каменном столе стояли блюда с жареной свининой, нарезанным луком, лепешками, высокий кувшин с вином и две глиняные кружки.

Я сидел у стола, облокотившись на него и вытянув ноги почти до ложа, на котором боком устроилась Юлия. Мы разговаривали уже несколько часов.

– Наших осталось мало. – Юлия чуть запиналась, она хорошо выпила. – Но все, кто приходит сюда, ничего не имеют против того, чтобы подчиняться мне. Нас сейчас почти семьдесят. Последними пришли несколько шведов…

– Этот парень у твоего трона – швед? – Я отхлебнул немного из своей кружки.

– Да, это Кнут Йост… Не думай, Олег, он просто возглавляет оборону. Я и сама бы справилась, но это дело парней… Мне хватает забот по хозяйству.

– Хорошо, что Танюшка жива, – вновь вернулся я к тому, с чего мы начинали разговор и снова пережил почти оглушающее облегчение, которое испытал в тот момент, когда Юлия ответила на мой вопрос о том, была ли тут зимой с нашими Татьяна. – Они не говорили точно, куда пойдут? Там написано на скале, что просто на северо-восток…

– Они собирались под Псков, – ответила Юлия и, сев прямее, налила себе еще вина. – Ты, конечно, не захочешь остаться и догонишь их, может быть, еще до конца года. Будешь со своей зеленоглазой… А мой Борислав… – Она вдруг заломила руки в нешуточном жесте отчаянья. – Мой Борислав ушел, а меня оставил – оставил меня этой бесконечной череде бегущих дней, этой вечности без него, этой пытке…

– Юля… – я протянул руку, тронутый жалостью. – Юля, что ты…

Она оттолкнула мою ладонь, резким движением подхватила кружку и осушила ее до дна. Хотела налить снова, но я отодвинул кувшин, и Юлия, промахнувшись, вновь откинулась на шкуры. Несколько секунд ее взгляд блуждал по комнатке, потом твердо остановился на мне.

– Я завидую тебе, – раздельно сказала она. Ее пальцы дергали шнуровку на груди куртки. – И Татьяне твоей завидую… Я не прошу тебя не уходить, я не прошу остаться… Я прошу только одну ночь…

Глядя мне прямо в лицо, она рывком распустила шнуровку до конца и нетерпеливым движением освободилась от куртки до пояса.

У меня не было девчонки полтора года. А теперь представьте себе, что обалденно красивая девица вот так раздевается перед вами, недвусмысленно объясняя, чего ей хочется. Представили?

– Я ненавижу его за то, что он ушел, – горячечно бормотала Юлия, стягивая узкие сапоги с цветными отворотами. – Он не имел права оставлять меня… Теперь он мертв, а я осталась… Иди сюда, Олег!

Она встала передо мной – совершенно голая, бурно дышащая и… очень, очень красивая. Я ощутил запах – почти непреодолимый, зовущий; я видел, как напряглись ее груди…

– Не надо, Юля, – попросил я.

Глухо зарычав, она метнулась к стене. В тонкой, но сильной руке сверкнул длинный кинжал-квилон.

– Я убью тебя!

Опрокинувшись назад со стулом, я встретил Юлию толчком ног в живот – не ударом, нет, но толчка этого вполне достаточно оказалось, чтобы опрокинуть ее на ложе. Прыжком вскочив, подхватил квилон. Юлия пыталась встать, путаясь в мехах, и это зрелище возбудило меня так, что дыхание перехватило…