Больной придурок. Это не сработает.

Он абсолютно не похож на Кристофера, несмотря на то, что они носят один размер. У Криса средне-русые волосы, голубые глаза и бледная кожа, мгновенно обгорающая на солнце, а когда он улыбается, на его щеках появляются ямочки, в которые она безоглядно влюбилась много лет назад. Никто не отнимет у нее эти годы, никто не заставит усомниться в их общих воспоминаниях.

— Ты проспала восемь часов. Тэмзин считает это хорошим знаком. — Чужак оставляет дверь приоткрытой, проходя внутрь. Его улыбка пустая и холодная. Нельзя сыграть то, что не чувствуешь.

Это не он. Не он.

А значит, ей нужно понять его мотивы, чтобы решить, как действовать дальше, как вернуть своих детей и настоящего мужа, а еще необходимо разобраться, как этот урод связан с Тэмзин, и какого черта она ему помогает.

— Не хочешь разговаривать? — вкрадчиво спрашивает мужчина.

Эль отрицательно качает головой. Смяв в кулаках пододеяльник, с небьющимся сердцем она наблюдает, как он неторопливо приближается. Бесшумно, словно змея, или паук, или любая другая мерзкая тварь. Безмятежно улыбается, присаживаясь на край кровати. Протянув руку, убирает выбившийся локон за ухо Элинор.

— Как ты себя чувствуешь, Элли? — его вкрадчивый неторопливый голос опутывает невидимыми вибрациями, сбивает с толку. Это похоже на гипноз или наваждение.

— Мне нужен мой телефон, — выдавливает из себя Эль и, не выдержав напряжения, отводит взгляд в сторону.

— Он здесь, в тумбочке. — Чужак открывает ящик, и Элинор недоверчиво смотрит на лежащий внутри гаджет. — Снова будешь звонить в полицию? — с ноткой усталости уточняет он, когда Эль жадно хватает мобильник.

Разблокировав экран отпечатком пальца, она листает журнал вызовов. Последний звонок с телефона был сделан вчера в семь часов вечера. Эль звонила Тэм, чтобы напомнить про игрушку дочери. Полицию она вызвала при помощи часов.

— Что ты им сказал? — требовательно спрашивает Элинор.

— Им?

— Полицейским.

— Правду, Эль.

— И они поверили, что ты Кристофер Хант?

— А почему бы им сомневаться в этом?

— Потому что это ложь, — агрессивно бросает Элинор.

— Докажи, — невозмутимо парирует ублюдок.

Она изумленно вскидывает голову. Это признание или провокация? Или зашкаливающая самоуверенность? Их взгляды сталкиваются в немом противостоянии. Эль замирает, попав под подавляющее влияние светло-серых глаз.

От чужака исходит леденящая душу опасность, кроющаяся за каждым жестом, словом, взглядом. Нет сомнений, этот человек способен на что угодно, на любую гнусность. Если она продолжит бросать ему вызов, то может никогда больше не увидеть Джонаса и Милли. От мысли о том, что они проснулись этим утром вдали от нее, все внутренности несчастной матери сжимаются в тугой комок. Они никогда не расставались надолго, и Элинор чувствовала опустошающую боль от невозможности быть сейчас рядом с детьми. Милли еще совсем малышка, и никто кроме матери не сможет позаботиться о ней правильно, а у Джонаса аллергия на лактозу. Эль молила Бога только об одном — чтобы ее детям не причинили вреда, и лелеяла в душе надежду, что Кристофера держат вместе с ними, что он жив и сможет защитить малышей.

— Легко, — наконец произносит Элинор, открывая галерею с фотографиями, уверенная, что там найдется около тысячи кадров доказательств ее правоты. Но то, что она видит, листая многочисленные снимки, вводит Эль в полнейший ступор.

— Ты взломал мой телефон, — очнувшись, она яростно бросает обвинение в лицо ублюдку. — Я оставила его в детской. Это было проще простого, — бормочет надтреснутым голосом.

Одну за другой Элинор открывает знакомые фотографии с одним единственным изменением, присутствующим на каждом совместном снимке — вместо лица Кристофера Эль видит гнусную физиономию чужака и ни одного единого кадра с Милли и Джонасом.