замолчав… пройдя пару строк на струнах… он продолжил:


– От лживого огня,

Лживого огня…

Ты поймешь меня…

Эту ложь кляня…


Больше мы от него ничего не услышали…

У молча продолжавшего свою партию лидер-гитариста по лицу текли слезы…

Партия вскоре тоже прервалась…

Под молчание зала я увел его со сцены…

Чтоб не сорвать концерт, мы прокатили все, что смогли без Олика.


***

Я видел его еще дважды. Через месяц после нашего последнего концерта я нашел его на молодеченской танцверанде, но не на той, центральной, где я впервые его услышал, а где-то на окраине, где парочки обжимались под совершенно несовместимое с лиризмом обстановки, несшееся с эстрады Элтон-Джоновское:


Дешка Ленин дарит людям счастье,

Дешка Ленин – счастья чемпион.

Не страшны напасти и ненастья,

Если с вами рядом, рядом он.


И без того не слишком жизнерадостное «Sorry seems to be the hardest word» обрело в исполнении Олика еще больший драматизм.


…О дешка! О Ленин!

Всё живое – на колени!

С вами рядом он…

С вами рядом дешка-чемпион.


Ну да… Куда там на центральную веранду!

Дай бог, чтобы его и здесь-то никто не услышал… из этих… ушастых…

Развернувшись, я вышел за верандную ограду и поспешил к автобусной остановке: я еще успевал на ближайшую электричку и надеялся проехать Олехновичи до темноты. Хотя темнело теперь раньше…


***

В последний раз мы встретились случайно.

Кажется, это была осень 1986-го. Только что, летом, вышел альбом «Into the light» с «Lady in red».

Осень. Пора свадеб.

Свеженький, с пылу с жару, Крис де Бург – на всех танцевальных верандах.

Я уже не думал о сцене, о поисках единомышленников по рок-н-роллу. С Мэтью и Ля мы пару лет уже как не виделись. Чем занимались теперь они, я не знал.

Тем летом мне удалось влиться в небольшой коллектив шабашников. Завершая стройработу на объекте в Воложинском районе, мы захватили несколько теплых денечков раннего бабьего лета: утренние облака, паутина, грибы, добор загара под сентябрьским солнышком во время незапланированного простоя.

От нечего делать я оказался субботним вечером на поселковой веранде.

Настраивавшие аппарат музыканты были местного (в крайнем случае, районного) уровня, судя по этому самому аппарату. Одни только клавиши чего стоили! – я вспомнил: первую электронную клавиатуру отечественного производства в сельских клубах называли «ионика».

Но вышел солист (я не сразу его узнал) со своей гитарой, и убожество инструментального сопровождения отошло на задний план: глубокий чистый голос сменил полу-пародийные вступительные плато-пассажи «ионики»:


Нашей стороны краса – лесополоса,

Что это за чудо летом!

Кажется: идешь ко дну во мху, а елки – в небеса.

Кто бы сомневался в этом.


Есть и рыжики, лисички,

С ближней фермы две сестрички,

Не тычки́, не пстрички – в меру хороши…

Но не спеши…


Lady in red

Я в лесу повстречал.

Общий привет

Ей передал.

Но не взяла

Общий привет –

Что за дела? –

Lady in red.


Я откровенно любовался Оликом…

Второй куплет произвел куда менее радужное впечатление:


В сауне – не в вауне, раззудись мое плечо,

Веничек так славно ходит.

В женский день в колхозной бане так бывает горячо

Тем, кто из парной выходит:


Здесь под струями водички –

С ближней фермы две сестрички,

И в окошко плещет розовый закат

На чей-то зад…


Lady in red

В бане я повстречал

Среди штиблет,

Мыл и мочал.

Но подняла

Крик на весь свет! –

Что за дела? –

Lady in red.


Прилипчивое, с ходу запоминающееся… и столь же пошловатое… Никакой крутизны. Местечковость. Вторичность.

Третий куплет откровенно изобиловал дурновкусием:


Бархатные туи стерегут кладбищенский покой,

Дышится легко и сладко.


Что-то там:


…и слышна кукушка за рекой,