Мне хотелось узнать о ней больше.

Действуя со всей осторожностью, я отцепила от доски одну нашу с ней фотографию и поднесла ее ближе к глазам. Ее улыбка вызвала у меня дрожь, а мой взгляд непроизвольно скользнул от фотографии вверх. Ярко-красный цвет поблек от комнатного света, сменившись унылыми оттенками серого. Я вся покрылась гусиной кожей.

Холодно. Как здесь холодно, и темно, и только шум в ушах… сильнее – тише, сильнее – тише…

Закрыв глаза, я затрясла головой, надеясь избавиться от этого мрачного чувства, вдруг возникшего неизвестно откуда. Я заставила себя открыть глаза, и комната снова наполнилась яркими живыми красками. Мой взгляд снова остановился на фотографиях, приколотых к доске. Изображение было размытым, снимали со вспышкой – просто мимолетное видение: какая-то высокая светловолосая девочка в мягкой красной шляпе, широко улыбаясь, протягивает ко мне руки.

Изображение девочки исчезло, словно его никогда и не было на снимке. Не понимая, в чем дело, я всматривалась в фотографии, надеясь найти эту девушку на одной из них. Она запомнилась мне десятилетней, а на снимках, приколотых к доске, не было ни детей, похожих на нее, ни девушки постарше, в которую она могла бы превратиться. Обескураженная и разочарованная, я отошла от доски. Девочка была теплой и настоящей – не такой, как другие. Я была бы счастлива видеть ее фотографию на стене среди прочих.

– Смотрите, кто вернулся.

Вздрогнув при звуке этого глубокого голоса, от неожиданности я вскочила, выронив фотографию на пол. Не понимая, в чем дело, и все еще не придя в себя, я обернулась.

Какой-то парень, высокий и худощавый, стоял в дверях. Карие глаза, почти скрытые копной каштановых волос, смотрели на меня. На лице – озорная гримаса. Чутье подсказало, что этот парень – мой брат. Мы похожи. Значит, это Скотт. Мы с ним разнояйцевые близнецы. Так, по крайней мере, мама объяснила мне, когда мы ехали домой.

Слегка откинув назад голову, он с любопытством смотрел на меня.

– Тебе не надоело парить всем мозги? Может, расколешься и посвятишь меня во все свои дела?

Пихнув ногой фотографию под кровать, я провела вдруг ставшими липкими ладонями по бедрам.

– Что… О чем ты?

Пройдя в комнату, Скотт остановился в паре метров от меня. Мы были с ним одного роста.

– Ну и где же ты все-таки была, Сэм?

– Не знаю.

– Не знаешь? – Он рассмеялся, и вокруг его глаз собрались морщинки. – Может, уже хватит? Лучше скажи, что вы с Касси затеяли на этот раз?

– Касси пропала, – чуть слышно пробормотала я, уставив глаза в пол. Ведь она была не похожа на ту девушку, фотографию которой показывал мне помощник шерифа. Наклонившись, я вытащила из-под кровати снимок.

– Это Касси, так?

Сосредоточенно нахмурившись, брат посмотрел на фото.

– Ну да, это Касси.

Быстрым движением я положила фотографию на прикроватный столик.

– Я не знаю, где она.

– На этот счет у меня есть кое-какие соображения.

Интересно. Я быстро повернулась к нему.

– И что же это за соображения?

Скотт плюхнулся на мою кровать и лениво потянулся.

– Да все, блин, очень просто. Ты, наверное, ее грохнула, а тело куда-то заныкала. – Он рассмеялся. – Это мое главное соображение.

Кровь отхлынула от моего лица, я почувствовала удушье.

Улыбка Скотта исчезла, когда он взглянул на меня.

– Сэм, да что ты, старуха, да я же просто прикалывался.

– Ой, – простонала я.

Сладкое облегчение от этих его слов мгновенно охватило меня; сев на край кровати, я уставилась на свои обломанные ногти. В одно мгновение все в комнате стало серым и белым. Единственным оставшимся цветом был красный – живой, трепещущий красный цвет под моими ногтями.