- Только попробуй! – злюсь на него. Терпеть не могу лекарей. Наелась лекарствами в детстве на несколько жизней вперёд. С тех пор тошнит от одного запаха.

Данвин обижается.

- Ну, значит и не расскажу тебе свою новость!

Я вздыхаю. Кажется, не совсем справедлива к младшенькому.

- А я тебе тогда тоже свою не расскажу! – показываю ему язык. Он надувается и выходит из комнаты, аккуратно притворив дверь.

Я бы всё равно не рассказала. Такую – никому и ни за что. Но пусть помучается в отместку.

Повинуясь порыву, подхожу к шкафу, открываю и придирчиво рассматриваю содержимое. И почему я была так небрежна, и не озаботилась пошивом каких-нибудь платьев посимпатичнее? Мне всегда было всё равно, лишь бы удобно «прыгать» туда-сюда. А вот теперь понимаю, что мне хочется быть красивой. Мне хочется, чтобы кое у кого при виде меня дух захватывало.

Именно при виде меня.

Потому что, опять-таки, я не дура. И я, к сожалению, прекрасно всё понимаю.

Мужчина десять лет не видел женщин. Вот у него и «крышу сорвало», и вообще не важно, кто был бы на моём месте, хоть какая-нибудь косая и кривая. Меня это дико злит, ведь он даже поговорить со мной не удосужился, прежде чем… лезть со своими поцелуями.

Хотя поцелуи были… чем-то невероятным.

И кажется, я бы хотела повторить.

Только тогда, когда абсолютно точно удостоверюсь, что они предназначены именно мне. И что я ему действительно нравлюсь.

Потому что мне он – нравится очень, даже слишком сильно. Уж у меня-то выбор был! Целый год меня брат ненавязчиво таскает то на одно, то на другое мероприятие. То в один холд, то в другой. Да и к нам что-то гости подозрительно зачастили. Мой нелюдимый братец терпеть не может гостей. Вся эта канитель означает только одно. По старой привычке меня полностью контролировать, он решил меня выдать замуж за кого-то, кого сам одобрит – чтоб я не сделала какую-нибудь, по его мнению, глупость.

Хватит!

Он меня и так полжизни контролировал. Держал взаперти, не пускал даже из комнаты выйти. Нет, я понимаю конечно, из лучших побуждений, чтоб я ноги не протянула раньше времени – и всё-таки. Где-то в глубине души я на него за это до сих пор обижена. У меня как будто отняли часть моей жизни. Есть такие вещи, которые нельзя вернуть.

Нельзя два раза родиться. Нельзя обрести снова утраченное детство. Нельзя…

Нельзя два раза украсть первый поцелуй.

И теперь на всю жизнь останется вот так – моим самым первым был поцелуй с Себастианом Отступником, Королем-без-Короны, бессрочным узником холда Нордвинг. Моим то ли женихом, то ли нет. Человеком, из всех на свете мужчин для этого подходящим менее всего – потому что у нас с ним просто нет и не может быть никакого совместного будущего.

Но кажется, я ни за что на свете бы не хотела, чтобы эту часть моей жизни переписали заново.

***

Сегодня я тоже веду себя, как сова.

Сплю, и сплю, и сплю – пока солнце не клонится к горизонту, и закатные лучи не возвещают мне, что день догорел.

Долго лежу в постели и смотрю на то, как один за другим гаснут багряные солнечные блики. Как небо темнеет. Как на пол моей комнаты ложатся вечерние тени. Свет не зажигаю.

У меня внутри разливается незнакомое мне чувство сопричастности.

Где-то там, глубоко под нами, сидит сейчас человек, прикованный цепью к стене. И почему-то мне кажется, тоже ждёт наступления ночи с нетерпением.

Встаю с постели, умываюсь, пытаюсь что-то сделать с волосами – но плюнув, заплетаю непослушные кудрявые тёмные пряди в обычную косу. Влезаю в очередное чёрное платье, ещё раз сделав в уме зарубку обновить гардероб. Служанки холда будут в восторге – они давно порывались, но глядя на мою кислую физиономию, настаивать не смели. Всегда приятно шить из красивой материи, зная, что обрезы достанутся тебе.