– Не отстану.

– Ладно, – говорю я, чтоб она успокоилась. – Вот ты уйдёшь – я начну.

Мать снова перевела меня в лежачее состояние. В полулежачее.

– Ноутбук дать? А книжку?

– Нет.

– Что, так и будешь смотреть в потолок? Музыку хоть включи.

– Не хочу. Полчаса посижу так. Я же гимнастику буду делать.

– Ну давай. Ты это… Не думай так уж сильно… Не растравляй себя. Что поделаешь… – примирительно вздыхает мама.

– Угу, – отвечаю я.

«Как могу, мама. Как могу, так и думаю».

Я хочу сказать матери, чтоб она быстрее уходила.

Я хочу прокричать матери, чтоб она быстрее сваливала. В собес, в пенсионный отдел, в ресторан, на каток, на лыжный кросс. Куда угодно.

Я хочу прорычать матери: «Канай отсюда, старая стерва!»

Далее идёт матерное послание.

Но я сдерживаюсь. Я просто проявляю максимальный протест, которым владею: я закрываю глаза и откидываю голову на подушки.

– Ну, я пошла.

– Угу.

Всё, дверь закрыта. Через пару минут щёлкает и входная дверь.

Слава богу, я один.

Теперь я могу завыть.

– У-у-у!..

Я вою. Я – раненый молодой волк с перебитым хребтом, который почему-то не умер, а остался в живых. Я бьюсь головой о подушки. Я сжимаю кулаки, насколько могу сжать. Я бью кулаками по матрасу. Правая рука тотчас выдаёт спастику.

Я скрючиваюсь от боли. Гимнастика, мать её!..

На какое-то время я даю себе волю. Я кричу в небо всё, что накопилось на сердце. Вернее, то, что накопилось за шесть месяцев, что копится там постоянно и никуда не девается.

Ну почему?

Почему я, именно я?

Я не хочу! Не могу! Не желаю! Моя воля подавлена чем-то мощным, неконтролируемым, жестоким. Разве можно так раздолбать человека и оставить его жить с этим?

Нет! Нет!

Да.

Это произошло. Кричи не кричи. Бейся головой, стучи кулаками.

А оно – уже произошло.

Нет, мне только кажется, что я перешёл на какой-то другой уровень. Это я так себя успокаиваю. Это не левел-ап[1], как мне хотелось бы думать. На самом деле это Game over[2].

И, что характерно, у меня нет других жизней в запасе.

Это я, разрушенный робот, валяюсь внизу кадра, а сверху прыгают все те, кто пока не вышел из игры.

«Мама, спаси…»

Ха! Не спасёт мама. Никто не спасёт.

Повыть – это хорошо. Это – правильно. Раньше я выл гораздо сильнее. До сумасшествия. Вот что делать, когда всё твоё существо против того, что происходит, а ты не можешь ничего изменить?

В один из приступов «воя» я вдруг вспомнил про фашистские лагеря смерти. Наверно, что-то подобное испытывали люди, попадая туда.

Интересно, а могли они там повыть?

Или у них не было на это сил? Или времени? Или возможности? Там у них за любой приступ воя или какой-то иной слабости положен был расстрел. Или что-то подобное, равное смерти.

Я начал думать о ситуациях, подобных моей. Плен, например. Рабство. Гладиаторы. Из болезней – рак, например. Вон по телевизору показывают лысых умирающих детей. Ну, наверно, и другие болезни есть, получив которые человек страдает от недоумения: «Почему я?»

Тут я пришёл к определённому выводу. К тому, что в такой ситуации оказывается каждый человек. Ну просто – каждый. Каждый знает, что он умрёт. Рано или поздно.

Будет он протестовать или не будет.

Будет вопить и выть или нет.

Только у каждого это происходит по-разному, в свои сроки. Когда сроки спрессованы, спрессована и реакция человека на ситуацию. Но быть убиваемым так или иначе для человека больно и страшно.

Можно перефразировать известную поговорку о том, что воскресенье – это день, отравленный понедельником. Жизнь – это процесс, отравленный ожидаемой смертью. Просто, когда всё хорошо, человек об этом не думает. Просто он об этом забывает.