Человек отнимает телефон от моего уха.

– Нет! Я должна сказать, что люблю его!

К моим губам поднимается рука в перчатке.

– Пожалуйста!

Рука зажимает мне рот. Когда он вешает трубку, у меня подгибаются колени. Двое рывком ставят меня на ноги.

– Теперь понимаешь, что поставлено на карту?

Я яростно киваю под рукой в перчатке, мокрой от моих слез.

Я не могу дышать, я не могу дышать, я не могу дышать.

– Дайте ей сказать.

Рука приподнимается. Я глотаю ртом воздух и выдыхаю с отчаянным стоном:

– Да!

Они меня отпускают. Я мгновенно оседаю на пол и плюхаюсь на копчик.

Сквозь пелену слез вижу, как тот, кого я била, достает что-то из кармана, а его приспешники выходят из комнаты. Это мой телефон. Он достает из него аккумулятор и вставляет тот, который взял с журнального столика, а потом делает то же самое с моим рабочим телефоном. На подъездной дорожке один за другим загораются фары, так ярко освещая комнату, что я едва могу разглядеть что-то, прищурившись. Я откидываюсь на стену, голова у меня кружится, слушаю ворчание заводящихся моторов, отдаленные шаги, лопотание незнакомой речи.

– Просто выполните задание, доктор Джонс, – говорит голубоглазый. – Вот и все, что от вас требуется.

Он с грохотом захлопывает за собой дверь, и этот звук разносится по всему дому.

Некоторое время я всхлипываю, качаясь из стороны в сторону и обхватив себя руками. Из моего приоткрытого рта течет дорожка слюны. Когда голова перестает кружиться, я открываю глаза.

В комнате темно. В доме тихо.

Вот и все, они ушли.

Марго

Четверг, 4 апреля 2019 года, 17:20

Я неплохой человек. Я все время себе это повторяю.

Мельком оглядываюсь через плечо и, наклонив голову, прислушиваюсь к звукам в комнате. Здесь какая-то изощренная планировка, ряды шкафчиков образуют лабиринт узких коридоров со множеством уголков, где можно спрятаться. Но слышу я только бормотание труб в стенах и шум голосов в коридоре за дверью.

Убедившись, что никого нет, я вытаскиваю деньги из сумки Карин и засовываю к себе в задний карман, закрыв шкафчик с легким щелчком.

Будь я плохим человеком, я бы взяла все деньги. Я могла бы взять ее телефон, ее дебетовую карту, дизайнерские часы, которые она всегда прячет внутри своего левого ботинка, но я беру какие-то жалкие десять фунтов. Но несмотря на предлоги, которые я для себя выдумываю, я знаю, что не обчистила ее до нитки не из добрых чувств, а чтобы свести к минимуму шанс, что она заметит пропажу.

У меня в груди загорается огонек вины. Я быстро его задуваю.

Я неплохой человек.

Я иду к двери и замираю, когда вижу, что на нее приклеили очередное объявление.

Сердце у меня забилось сильнее. Быстрыми нервными толчками в грудной клетке.

Первую пропажу заметили только несколько месяцев спустя. Месяцами я торчала здесь допоздна, чтобы остаться одной, рылась в вещах своих коллег и думала, что бы взять. Отсутствие чего они заметят в последнюю очередь? Что им меньше всего нужно? Но чем больше я этим занималась, тем меньше меня заботило, что мои шалости могут вызвать у них какие-то затруднения. К тому времени, как они начали замечать, что что-то происходит, я уже отваживалась залезать в их шкафчики, как только они поворачивались спиной. Я начала воровать не только чтобы сводить концы с концами и расплатиться с долгами, но и ради развлечения. Это зуд, который мне никак не удается заглушить.