— Чувствуешь, чувствуешь? — радостно восклицает отец.

— М-м-м, — тянет псевдо-парень. — Ольха?

— Она самая! На ней коптить — во! — папа выставляет большой палец и удовлетворенно улыбается.

— А на дубе пробовали? Для мяса — просто бомба будет.

— Не, дуб это дорого. Да и негде его достать у нас, а Ольха — хоть жо…

— Юра! — восклицает мама, прерывая фирменное папино "жопой жуй".

— Это самое, — не унимается папа. — Тут вишню ещё пришлось срубить, вот, думаю, с ней попробовать ещё.

— Вишня она больше для овощей, запах специфический. Для мяса лучше дуб. Для рыбы — ива. А так ольха — универсальное, — со знанием дела заявляет Кобейн.

— Разбираешься! — хлопает Вову по плечу отец. — Коптил?

— Родители. У них лесопилка своя, так я в деревьях лучше, чем в экономике, после пяти лет института, разбираюсь, — тихо усмехается мой ненастоящий парень.

Вот и новая информация подоспела. Я аккуратно оседаю на стул напротив мамы и офигеваю. И как понять, это правда или он просто хорошо изучил матчасть по моей анкете?

Кидаю взгляд на маму, та смотрит на меня с хорошо знакомым прищуром. Ох, пот по затылку побежал. Она все знает, все знает!!!

— А коптильню я знаешь, какую поставил? Полтора метра! Шахтная!

— Да хорош уже, Юр. Молодежи не интересно. Режьте свое сало и садитесь уже, — кидает мама.

Папа тут же замолкает и снова берется за нож. Привыкший. Я вскакиваю, чтобы подать тарелку под фирменное сало. К чаю. Фантастика просто.

— Сало у вас — огонь, — подбадривает отца Вова.

— А на черный хлебушек, с луком, под водочку… Ах ты ж! — неожиданно подскакивает на месте отец. — Мать, мы же банку в машине оставили!

— Так и сходите за ней, — закатывает глаза мама.

— Пошли, прогуляемся, — машет головой папа.

Вова кидает на меня взгляд полный непоколебимого спокойствия, едва заметно кивает головой, словно телеграфирует "все под контролем", и выходит за отцом. Мы с мамой остаёмся одни.

Я тут же начинаю суетиться по кухне: укладывать брошенное на столе сало, доставать тарелки под пирог, сахар, ложки. Лишь бы занять время и не оказаться напротив прожигающего взгляда.

Но дела заканчиваются раньше, чем в коридоре стихают голоса и слышится стук входной двери. Я обречённо опускаюсь на стул и затягиваю:

— Ну как тебе…

Мама смотрит на меня, не мигая, и спустя бесконечные десять секунд, отсчитываемые моим сердцем, выносит вердикт:

— Хороший мальчик. Родители обеспеченные, можно и помаяться дурью.

— Он не… — непроизвольно встаю на защиту, фрилансер — не значит маяться дурью! А потом вспоминаю, что за фриланс у него в реальности и захлопываю рот, сдуваю щеки. Интересно, лесопилка — это тоже часть легенды?

— Только ты особо не рассчитывай ни на что, такие, как он, на таких, как ты, не женятся.

А вот и фирменное нравоучение. Сиди, Ида, обтекай.

— Это сейчас ему сало нравится, тушёнка, а потом ноги от ушей подавай и интеллигенцию в третьем поколении.

— Мама, — не выдерживаю я. — У нас все серьезно! Мы вообще… съехаться собираемся!

Зря, конечно, ляпнула такое, потом не разгребу все это, но сейчас мне прям хорошо. Мамины поджатые губы и "смотри сама" стоят каждой минуты унижения после.

За "душевными" разговорами мы не замечаем, как возвращается папа и Вова. Они тихо разуваются и под басистый хохот отца входят в кухню.

У папы в руках бутылка с белой пятидесяти градусной жидкостью собственного приготовления, в чем я, собственно, не сомневалась, а у моего псевдо-парня — банка с живыми мышами. 

И ужас на лице.

— О, мыши! — сквозь натянутую улыбочку констатирую я.

— На сало ловил! — потирая запотевшую бутылку в руках, говорит папа. — Мать вечно недовольна, что я их лопатой… А тут и тебе польза и погреб от крови отмывать не надо. Красота.