– Судя по следам грязи на ногах и ушибам, – продолжал доктор, – можно утверждать, что жертва сама упала на землю или ее толкнули лицом вниз. И только потом ее перевернули… – Голос Казенса звучал ровно и безучастно.
Ребус несколько раз глубоко вздохнул и решил, что и так слишком долго оттягивал неизбежное. Он приехал в Лондон исключительно по доброй воле, однако вовсе не ради собственного удовольствия. Но уж поскольку он здесь очутился, было бы глупо не воспользоваться случаем и самому не осмотреть тело. Он отвернулся от реки, аквалангистов, зевак, полицейских, охранявших место преступления. Он отвернулся и от своего багажа, брошенного прямо посреди дороги, и сосредоточил внимание на жертве.
Она лежала на спине с вытянутыми вдоль тела руками и сдвинутыми ногами. Ее колготки и панталоны были спущены до колен, но юбка не задрана, хотя Ребус заметил, что сзади она слегка поддернута. Яркая спортивная куртка была расстегнута, блузка разорвана, но лифчик остался цел. Длинные прямые черные волосы разметались, открывая большие серьги в виде колец. Возможно, женщина была красива несколько лет назад, но время прошлось по ней, уничтожив все следы привлекательности. Убийца довершил работу времени. Лицо и волосы были перепачканы кровью, вытекшей из рваной раны на ее горле. Откуда-то из-под юбки тоже сочилась кровь.
– Переворачиваем ее, – сказал доктор Казенс в диктофон. Так он и сделал, не без помощи Флайта, а потом поднял ее волосы, чтобы обнажить заднюю часть шеи. – Колотая рана, – добавил он в диктофон, – совпадающая с идентичной раной на горле, большей по размеру. Я бы сказал, что это выходное отверстие раны.
Но Ребус уже не слышал патологоанатома. Он в ужасе уставился на то место, где была поддернута юбка. Поясница, ягодицы и задняя поверхность бедер буквально пропитались кровью. Из служебных рапортов он знал, откуда натекло столько крови, но от этого было ничуть не легче перенести тот ужас, который предстал перед его глазами. Он попытался сделать несколько глубоких вдохов. Его никогда не рвало на месте преступления, и он не хотел, чтобы это случилось сейчас.
«Смотри не облажайся», – сказал ему шеф. Тогда это был вопрос чести. Но теперь Ребус понимал, что его задача оказалась гораздо серьезнее, чем просто не ударить в грязь лицом перед лондонскими зазнайками. И заключалась эта задача в том, чтобы поймать извращенца, отвратительного жестокого садиста, и сделать это как можно быстрее – прежде, чем он нанесет новый удар. И если потребуются серебряные пули, он достанет их из-под земли.
Ребуса все еще трясло, когда он стоял у микроавтобуса.
Кто-то протянул ему пластиковый стаканчик с чаем.
– Спасибо.
Конечно, он мог объяснить свою лихорадку промозглой погодой. Хотя на самом деле было не так уж холодно. Пасмурно, ни малейшего ветерка. В любое время года в Лондоне бывает на несколько градусов теплее, чем в Эдинбурге, и ветер здесь не такой холодный и пробирающий до костей. Если бы Ребуса спросили, какая стоит погода, ему пришлось бы честно ответить, что вполне приятная.
Он на миг прикрыл глаза – не от усталости, а просто чтобы не видеть остывающего тела Джин Купер. Но зловещий образ словно бы отпечатался на его закрытых веках. Ребус с облегчением отметил, что даже инспектор Джордж Флайт не смог остаться безучастным. Он говорил и двигался неторопливо, напряженно, как если бы из последних сил сдерживал какой-то порыв – желание закричать или стукнуть кулаком. Аквалангисты вылезли из реки ни с чем. Утром они возобновят поиски, но, судя по их голосам, надежды было мало. Флайт слушал их, кивая, Ребус непрестанно наблюдал за ним, поглядывая поверх стакана с чаем.