– Драгун. Что ты, что ты! Такой красавец! Усы как смоль, стройный, пылкий, но глупый. Я уже потом поняла, но вначале, в первые минуты нашего знакомства, ничто не омрачало нашей взаимности. Веришь, на меня сейчас такие нежные воспоминания накатили! Михель у меня перед глазами стоит. Голубые глаза, золотые кудри, сама нежность и обходительность!

– Блондин с чёрными усами? – удивилась озёрная ведьма.

– Нет! У Михеля не было усов. Усы были у Генриха, – она задумчиво погладила водителя по лысеющей голове. – Ах, Генрих, Генрих! Пойду найду сапоги. Они, наверно, где-нибудь там, подальше валяются.

– Вон там слева от тебя в траве. Видишь? – Раина указала на сапог, лежащий на смятой траве.

– У Михеля нога была поменьше, – Тина подняла сапог с земли и на глаз определила размер, – а у Генриха, пожалуй, что размер ноги такой же. Генрих был выше Михеля, но ниже Эдуарда… – надевая сапоги на ноги лежащего, продолжала Тина. – Я всех их любила, – закурила ведьма. – Решительно всех троих. Страстно! Правда, недолго, поверхностно, но страстно! И я даже не злюсь на них.

– А было за что?

– Ещё бы! Этот лавочник назвал меня шлёндрой!

– Лавочник – это Михель или Эдуард? Пиджак не застёгивается. Кажется, пиджак на него мал. Не застёгивается. Может, ты попробуешь застегнуть? – переходила с темы на тему озёрная ведьма, стягивая полы пиджака на животе лежащего Александра.

– И так сойдёт, – сделала затяжку болотная ведьма. – Ну что ты тянешь? Пиджак порвёшь. Очнётся – сам пуговицы застегнёт. Мы для него и так уже много сделали. А то, что мы ему брюки не отутюжили, за это, я надеюсь, он нас простит. Лавочника звали Шульц. Он был женат, похотлив и ревнив. Когда Шульц увидел Генриха со мной, он сильно расстроился. Ещё бы, Шульц внешне сильно проигрывал Генриху!

– Шульц – грубиян и завистник! Какое этому Шульцу дело до тебя и Генриха? – Рая поправила на лежащем ворот рубашки.

– Я имела неосторожность ответить Шульцу взаимностью, когда он приезжал на мельницу за мукой, – болотная ведьма многозначительно моргнула левым глазом. – Такие вот дела. Он, конечно, грубиян, шлёндрой меня назвал от ревности. Я его за сроком давности простила, – болотная ведьма подняла с земли кепку водителя и положила ему на грудь. – Если не брать во внимание оскорбления, я могу сказать, что безобидная, именно безобидная ревность – это даже приятно.

– Экая ты штучка! Любовный послужной список Амуры в сравнении с твоим – недоразумение! Твою зависть к секретарше с сегодняшнего дня считаю необоснованной! А по-настоящему ты влюблялась?

– Не успела, – Тина вставила в петлицу пиджака неподвижно лежащего букетик из ромашек и клевера. – Мне всё такие, как этот, летуны попадались. Я не успела раскрыться. А может быть, в силу характера мне это не было дано? А может, за одну жизнь всего не успеть? Одно могу сказать: страсть была, буря эмоций, и всё это было настоящим, искренним, фонтанирующим! – застегнула ремень на мужских брюках хозяйка болот. – Чего-то не хватает. О, вот! – она прикрепила к фуражке молодого человека такой же букетик, какой вставила в петлицу. – Образ вечного жениха готов!

К ведьмам подошёл с виду деревенский мужичок лет шестидесяти пяти – семидесяти в чистой, но не новой серой рубахе, чёрных брюках и сандалиях коричневого цвета с авоськой в руках, полной продуктов.

– Молодцы, женщины-ведьмы! Так держать! Объявляю благодарность за проявленную находчивость и оперативность! – Тина хотела сказать, но леший её опередил: – Я в курсе всего случившегося. Моховик доложил, – из-за ноги лешего выглядывал Моховик. – Время не ждёт! Инструктаж вновь прибывшей русалки доверяю вам, товарищи ведьмы. Тело Александра надо поместить на рабочее место за штурвал.