Казалось, я тщетно пытаюсь пробить глухую стену. От безысходности порой просто не хотелось жить… И только мысли об Оленьке, хоть и раздирали сердце в кровь, но и заставляли как-то держаться.

 

***

Я зависла возле полки с детскими соками. Тыквенный – любимый у Оленьки. Рука автоматически потянулась за коробкой, но затем я опомнилась. И сразу же на глаза навернулись слезы. Так теперь случалось со мной иногда, не то чтобы часто. Но вот, бывало, какая-то мелочь напомнит о моей девочке, и сразу горло перехватит…

– Вам плохо, – кто-то тронул меня за локоть. А потом и вовсе назвал по имени-отчеству. – Марина Владимировна, вам помочь?

Я посмотрела на женщину. Лицо было знакомо, но смутно. Узнать ее во всяком случае я не могла, хотя точно где-то с ней виделась. Она, наверное, догадалась, потому что тут же представилась:

– Я мама Артема Казаринова. Помните? Вы на педсовете тогда выступили за него. Я никогда этого не забуду. Давно хотела вас поблагодарить, да сразу не получилось, а потом все как-то…

Она виновато вздохнула и улыбнулась.

Ах да, точно. Теперь и я ее вспомнила.

– У вас хороший мальчик, – выдавила и я в ответ улыбку, припомнив заодно, как он недавно вступился за меня перед одноклассниками.

– Да, спасибо. Я знаю про вашу ситуацию, мне Артем рассказывал, – помешкав, призналась она. – Говорят, и в школу вам теперь дорога закрыта. Так жаль…

– Если б только в школу, – горько усмехнулась я.

Она понимающе покачала головой. Может, не стоило было вот так чужому человеку жаловаться, но это ее сочувствие что-то во мне надломило. Да я ей была благодарна уже за то, что она не отвернулась брезгливо, как все прочие, а хорошие искренние слова я и вовсе забыла, когда последний раз слышала. Поэтому, наверное, так и размякла сразу.

– А вы оставьте мне свой номер. Как с вами связаться? Я спрошу у мужа, у них там вроде недавно искали кадровика.

– Спасибо, конечно. Вы, может быть, не знаете, но уволили меня по статье. Я не хотела бы подводить вас или вашего мужа.

Она пожала плечами. А телефон я всё-таки дала, ни на что, впрочем, особо не надеясь. Но уже на следующий день мать Казаринова мне перезвонила.

– Я поговорила с мужем. Да, им требуется кадровик. Про вас я ему рассказала, все нормально. Он попросит за вас, если что. Только сразу скажу, место это временное. Сотрудница ушла в декретный отпуск. Да и завод у них на ладан дышит. Вроде как хотят его не то закрыть, не то перекупить. В общем, там тоже всё очень зыбко, все на нервах, сокращения идут. Муж у меня сам переживает, что не дадут до пенсии доработать. Но кадровик там как раз нужен. Вы подумайте…

Что уж тут думать, когда выбирать не из чего. Я поблагодарила ее, записала под диктовку телефон и адрес.

– Завтра сможете подъехать?

– Смогу!

Господи, неужели хоть что-то наконец сдвинулось с мертвой точки?

5. 5

 

Тимур

 

Ещё с улицы я услышал, как отец кого-то распекает на весь двор. Наверняка свою очередную сиделку.

Ну точно.

– Дура безрукая! – рявкнул он.

Отец, конечно, и раньше любил поорать от души, но теперь, прикованный к инвалидному креслу, он – вообще зверь. Любая мелочь за пару секунд доводит его до бешенства.

Сиделки у него меняются так часто, что никто в доме не успевает запомнить их ни в лицо, ни по имени. Сбегают в слезах и в ужасе. Да и не они одни. Охранники, горничные – никто не задерживается. Только Влад и Тоня, привыкшие уже, видать, ко всему, сносят все его взбрыки. Но даже они бояться лишний раз попасться ему на глаза. Только со мной он ещё более-менее прежний.

Хотя мне стало не по себе, когда приехал и увидел его. Ладно, не ходит – про это я уже заранее знал, но даже представить не мог, что он так исхудал и состарился. Как будто не год, а лет пятнадцать прошло с последней встречи. Болезнь сильно его изменила. И характер у него испортился.