– Ну ты даешь! Как звать-то?

– Костя, – тихо сказал я, подойдя к окну. Потом поправил горло и, протянув руку, увереннее добавил: – Константин Дубровский.

– Ванька, – по-доброму и по-простому сказал тот и крепко пожал мне ладонь. Так и познакомились.

Поностальгировав, сворачиваю окошко с чатом и тыкаю в заметки, шепотом повторяю строчки, которые хочу записать. Уже заношу пальцы над клавиатурой, как распахивается дверь и на меня налетает ураган. Братишка запрыгивает на кровать, коленками ударяет меня в живот, видимо, случайно, а руками обвивает шею. Моментально приклеивается ко мне и не отпускает. Откидываю телефон в сторону и тоже обнимаю его. Он подрос, правда, все такой же худощавый, но это нормально: все Дубровские в нашей семье астенического телосложения.

– Костик!

– Димасик! Давай пятюню! – выставляю перед собой ладонь, и братишка звонко бьет по ней своей.

За пятюней следуют кулачок, ладонь об ладонь, кулачок с пыхом и краб. И снова объятия. Последнее братишке нравится больше всего. Он душит меня своей любовью, но я не жалуюсь, потому что тоже соскучился. Последний раз Димасик приезжал на осенних каникулах, да и то всего на неделю. Родители переживают, если Дима пропускает учебу. Немудрено, программа в московской гимназии действительно сложная, даже у третьего класса. Это заметно по очкам, которые теперь сидят на носу у братишки. Трогаю оправу и провожу пальцами до самых ушей.

– Ты теперь четырехглазый у нас? – спрашиваю.

– Неправильно, – говорит Димасик и важно вскидывает подбородок кверху, – профессор.

– …кислых щей, – шучу я и треплю его волосы.

Между нами завязывается шуточная борьба. Я отхватываю мощный удар подушкой, после чего беру Димку в захват. Брат долбит меня локтями по ребрам, а я хохочу – забавный он, мелкий еще. Выпускаю его и начинаю щекотать. Димка смеется, дергает ногами, хочет свалиться с кровати, лишь бы избежать нападения. И ему удается – сваливается и заливается новой волной смеха. Хватаю его за ногу. Теперь атакую маленькую пятку пальцами, быстро перебирая ими, как по струнам гитары. Димасик уже весь красный, лежит на полу без сил, извивается и просит о пощаде.

– Мальчики, идите завтракать! – слышится за дверью.

Останавливаюсь и поднимаю руки над головой.

– Сдаюсь, профессор, – с улыбкой говорю братишке, – пойдемте, пожалуйста, жрать.

– Жрать! – подскакивает он и рычит.

Я мысленно жалею о том, что сказал, ведь он все копирует, сиюминутно. И «жрать» изо рта девятилетнего мальчика звучит как минимум странно. Димка похож на динозаврика, когда идет, скрючившись и выставив руки, согнутыми перед собой. Я иду следом, медлю, надевая футболку по пути. Немного волнуюсь перед встречей с родителями, все-таки их я тоже не видел с осени. Я должен показать себя с лучшей стороны, должен вызвать у них уважение. Это с Димкой мы бесимся, а с родителями такой номер не прокатит. Тут нужно действовать аккуратно, прощупывая почву.

После утренних процедур выхожу в зал, а там уже почти все сидят по местам: бабушка и дедушка, мама и папа. И лишь Димка ползает под елкой, выискивая подарки и срывая с них праздничную обертку. Удивительно, что он не сделал этого сразу – по приезде. Мое первенство перед Дедом Морозом льстит мне, и я улыбаюсь, поглядывая, как Димасик натыкается на мешок с конфетами. И вроде бы подарков много, а сладости по-прежнему вызывают наивысший уровень радости. Конфеты тут же высыпаются из мешка и лежат вокруг Димки на полу. Брат пытается найти самую вкусную.

– Доброе утро, точнее, уже день, – важно говорит папа. Он так похож на своего отца. Неужели я тоже буду однажды таким? Строгим.