Когда обоюдная страсть исчерпала себя до последней капли, я подумала, что открыла своего мужа с новой стороны. Теперь он предстал передо мной не тем ненасытным и пылким любовником, каким был раньше, а любящим, бережным и тонко чувствующим мужчиной.

Тела наши тесно сплелись. Разлучённые на такое долгое время, они не могли теперь оторваться друг от друга. Зарывшись лицом в мои волосы, Егор глухо проговорил:

– Лара! Возьми меня к себе обратно… Не могу больше без тебя…

Я молчала. От моего ответа сейчас зависело слишком многое – моё будущее, будущее Егора и даже будущее нашего нерождённого ещё сына. Я одна должна была решить судьбу троих человек. И я решила, как считала нужным, ответив мужу согласием.

– Только у меня будет одно условие, – тут же спохватилась я.

Ещё не дослушав до конца, Егор перебил меня:

– Если ты про других женщин, то я больше ни-ни, – уверенно заявил он и для большей убедительности добавил: – Честно! Я в этот раз такой урок получил, что запомню на всю жизнь. Я ведь думал, что уже потерял тебя навсегда…

– Вообще-то, я хотела сказать тебе, что больше не собираюсь быть домохозяйкой, но ход твоих мыслей мне нравится!

– Хочешь пойти работать?

– Да, мне понравилось заниматься с детьми. Хочу продолжить после родов.

– Давай, – Егор нежно коснулся моих губ. – Я могу с ребёнком сидеть.

Я снова рассмеялась.

– А как же твоя работа?

Вместо ответа муж сказал:

– Как ты смотришь на то, чтобы пойти и прогуляться по парку? Смотри, какая красота за окном.

***

На улице, действительно, было необыкновенно красиво. Снег неспешно падал большими пушистыми хлопьями, постепенно образуя под ногами мягкий белоснежный ковёр.

– Возьми меня под руку, – велел Егор, едва мы вышли из подъезда. – Под снегом могут быть скользкие участки, ещё не дай Бог упадёшь.

– Прямо не знаю, как обходилась без тебя всё это время, – шутливо проворчала я. – Ты лучше скажи, что там у тебя с работой?

– Понимаешь… После всех этих скандальных историй я уже давно подумывал о том, чтобы уволиться, но не мог бросить коллектив посреди бесконечных проверок. Это было бы настоящее свинство. Сейчас вроде бы всё улеглось, так что больше меня там ничего не держит. В понедельник поеду и подам заявление об увольнении учредителям клиники. Думаю, удерживать меня там никто не станет.

– А чем же ты займёшься? – спросила я, не представляя, как Егор, привыкший работать с утра до вечера, окажется вдруг свободным от своей должности.

– На административную работу больше точно не пойду. Хватит с меня… Тем более сын скоро родится, хочу больше времени проводить с семьёй.

Я радостно обняла его за талию, приподнялась на носочках и поцеловала в губы:

– Мы с мальчишкой тоже хотим, чтобы ты проводил с нами время!

Жизнь налаживалась… Было так приятно сознавать, что мы снова одна семья. Семья, прошедшая через испытания, балансировавшая на грани краха, почти потерявшая надежду, но сумевшая каким-то чудом преодолеть все невзгоды.

Всё-таки прав был Андрей Сергеевич, когда сказал, что прощение – это высшая форма любви и к себе, и к другим людям. Да, прощать бывает очень трудно, но ради любви стоит попробовать.

***

Едва мы вернулись домой после прогулки по заснеженному парку, мне позвонила взволнованная Мария.

– Ларунчик, ну что, Борисыч приехал? Про ребёнка сказала? Как он отреагировал?

– Вот он здесь рядом стоит, спроси у него сама, – ответила я и, не дав Маше опомниться, добавила: – Включаю громкую связь.

– Так, так, так, Мария Владимировна! – нарочито грозным тоном начал Егор. – Утаивали, значит, ценную информацию от своего руководителя!

– Не виноватая я, Егор Борисович, – подхватила наш игривый настрой подруга, – это всё Ларунчик со своими тайнами. Она ведь и мне не хотела говорить, проболталась чисто случайно… Ну, скажи, ты рад?