– Это что за сумма такая? – я еще раз приглядываюсь к ведомости и не понимаю ничего. – Вы что, издеваетесь?
– Все правильно. Не возмущайся, деньги забирай и ты свободна, – спокойно отвечает бухгалтер.
– Это за восемь смен в ноябре месяце? Почему так мало? Должно было выйти не меньше двадцати тысяч, я считать умею, – меня решили добить напоследок что ли?
– А штраф? – моргает эта молодая кукла своими длинными накладными ресницами.
– Какой штраф?
– За то, что ушла, не поставив в известность за две недели, отпускают-то тебя без отработки. Мне сказали, я сделала. Ты свободна.
Еще одна дверь, которой мне хочется хлопнуть, выходя из кабинета.
Пять тысяч, смешно. Но ругаться, сил уже просто нет. Из меня словно высосали всю энергию. Мне просто хочется упасть и не вставать.
Закидываю в рюкзак свои туфли, белую рубашку заворачиваю в пакет и выхожу из этой богадельни, на ходу застегивая куртку.
Ничего, еще будет и на моей улице праздник, я в этом уверена.
Но похоже мои злоключения на сегодня не закончены, подумалось мне, когда я подходила к дому, откуда уже за пару домов доносилась громкая музыка. У нас дома и музыка? В доме ведь нет абсолютно никакой техники, мать все пропила.
Прохожу во двор, тихонько прикрыв за собой калитку, и подхожу к передним окнам. В комнате горит свет и можно различить силуэты сквозь замерзшее стекло. Человек пять отплясывают в зале, который заняла мать.
Значит у матери гулянка. Это плохо, очень плохо.
По старому пути обхожу дом пробираясь через сугробы к окнам своей комнаты. Привычным движением открываю оконные рамы и пролезаю внутрь.
Хорошо хоть дверь еще не выломали. Прикрываю створки. Трогаю батареи – теплые. Значит, мать истопила котел. Уже хорошо. Но одно точно теперь знаю, осталась я без ужина, так как на кухню незаметно не пробраться. Включаю свет и начинаю копаться в своих вещах. Собираю все более подходящее для лета.
От сборов отвлекает стук в дверь.
Я тут же выключаю свет и затихаю.
– Чего долбишься? – слышу пьяный голос матери.
– Мне показалось, что там свет горит, – говорит незнакомый мужской голос.
– Тебе показалось. Васька должна сегодня работать, припрется под утро, – слышу по шагам, что кто-то уходит.
Но я так и не двигаюсь с места. Не уверена, что за дверью никого нет. Меня бьет мелкая дрожь. Боюсь я таких вот неадекватных пьяных дружков матери.
Не знаю, сколько я так простояла, пока не послышались еще одни удаляющиеся шаги. Музыка притихла. Слышатся голоса.
Приходит сообщение на телефон: “Завтра в семь утра будь готова. Машина за тобой приедет”.
Отлично, уже хоть какая-то определенность появилась.
Я впопыхах начинаю собирать свои шмотки уже без разбора. Благо сумка вещевая большая.
– Нет, Ларка, я определенно слышу там возню, – вдруг раздается мужской голос у моей двери. Дергает дверную ручку.
Мамочки…
Я быстро швыряю документы об окончании школы, еще что-то попадается под руку. Закрываю рюкзак, сумка стоит у окна.
– Я видел фотку твоей девки в газете. Взрослая она, уже можно, – продолжает мужик свою речь.
Кого можно? Что можно?
Быстро сую ноги в кроссовки, накидываю куртку. Подхожу к окну и слышу, как дверь начинает трещать по швам.
Выкидываю на снег сумки и сама следом выпрыгиваю. Слышу в комнате шум и треск дерева. Сломали дверь.
Сердце стучит где-то в горле. Ноги немеют от страха. Нет, только не поймали бы меня.
– В окно, сучка, сиганула, – доносится крик из дома.
Я уже выбегаю за забор и, что есть силы, несусь подальше от этого дома, который язык не поворачивается и домом то назвать. Слезы застилают глаза. Брат был бы дома, заступился бы…