Пока господа переворачивали мясо, я сменила утепленные джинсы и свитер на домашнюю хлопковую сорочку и шерстяную юбку в пол. Наедине с собой я никакой юбки, конечно же, не носила, ограничивалась вязаными гольфами, но три парня бродили по моему дому – интуитивно хотелось спрятаться. Точнее, от Мая скрываться желания не было, чужими ощущались лишь двое.

Просторная душевая кабина, выложенная кафелем, у меня была напротив двери, слева – раковина, а справа большое зеркало на стене и длинный узкий шкаф в углу. На свое отражение в полный рост взглянула первым делом. Как относиться к своим черным, вьющимся волосам, и, в общем-то, самым обычным чертам лица я так пока и не придумала, а вот тело у меня было почти идеальным. С моей точки зрения, конечно. Контроль, контроль и, еще раз, контроль, жесткий, безжалостный, терпящий временные падения, но не терпящий слабости, только благодаря ему я здесь, и я та, кто я есть. Внутри, сколько себя помню, живет бетонная смесь. Красивое тело – это не достижение и не необходимость, это что-то естественное, оно появляется как следствие. Если бы не выражение глаз…

Я сняла юбку и бросила ее на пол.

Разве это те мысли и ощущения, которые посещают девушку в двадцать три года? Холодные, жестокие, пустые глаза. Витька говорит, цвет у них стальной. Может, мне так и суждено было. Перед внутренним взором всплыли бездонные голубые омуты Мая, пленительное забавное сочетание беспомощного домика бровей с немалыми габаритами тела, и собственное лицо в зеркале вдруг смягчилось, губы растянулись в какой-то поразительно нежной, завораживающей улыбке… Это я? Отражение изменилось снова. Теперь девушка там была удивлена и растеряна.

Черт, не помню, о чем размышляла только что. Впрочем, какая разница.

Я взяла подол обеими руками и потянула сорочку вверх, стягивая ее через голову. На доли секунды приоткрыла глаза, когда горловина еще на лице была и увидела нечто в своем отражении, потрясшее меня до глубины души и заставившее вновь зажмуриться. Май затаился в темноте у едва приоткрытой двери и наблюдал. Я легко угадывала черты его лица и мимику. Увлеченный, немного испуганный.

Ай, хороший мальчик! Снова под кожу. Разве Май Нейман, которого я слушала, и с которым говорила, поступил бы так? Или я, как это свойственно людям, выдумала, что знаю о тебе больше, чем успела увидеть?

Бросила сорочку поверх юбки, завела руки за спину, расстегнула лифчик и медленно сняла его, предоставляя Маю шанс сохранить благопристойность. Бесстыжий ангел, к моему искреннему изумлению и волнению, не подумал использовать подаренную возможность.

Значит, ты такой?

Я постаралась спрятать улыбку. Открытие разлилось по телу жаркой волной томления. Закусив губу, в полной уверенности, что остался незамеченным, с чувством вины и предвкушения на лице, он прятался в темноте, будто вор. Что ж, малыш, ты можешь понаблюдать, возражать не стану.

Я подцепила большими пальцами трусики и плавно сняла, наклонившись вниз. Не глядя, бросила их к остальной одежде и шагнула в душевую. Короткого взгляда хватило мне, чтобы понять, что Май не только не изменил намерений, но и укрепился в них – чтобы продолжать, приоткрыл чуть шире дверь и теперь неотрывно, напряженно смотрел на зеркало.

Я перекинула длинные тяжелые волосы через плечо, позволяя прядям рассыпаться по груди, и оперлась спиной о стену так, чтобы у него был великолепный угол обзора. Май заметно замер и затаил дыхание. Мне ничего не было нужно от него – не знаю почему, но я безмерно желала отдать ему все, что он захочет. Странное, немного дикое ощущение блаженства, несомненно, глупое ощущение, но противиться я не собиралась, как, впрочем, и он. Я положила правую ладонь на живот и медленно повела ее вниз, после чего скользнула пальцами между ног. Дверь заметно качнулась. Если бы мой бестолковый, неопытный зритель не выдал себя чуть раньше, то выдал бы теперь. Он испуганно отпрянул от двери, исчезая в темноте, но тут же приник к ней щекой вновь.