Как Капитан. Да, Капитан совсем другой. Он заметил её и оценил, приблизил к себе и возвысил. Не за красивые глаза, а за старание и исполнительность. Капитан ценит её и доверяет… И видит в ней исключительно солдата, а не женщину. От Капитана она никогда не услышит: «А если я прикажу тебе встать на колени и отсосать мне?». А если и услышит – ответит твёрдым отказом.

О, как в тот миг, на плацу, в ответ на этот вопрос она хотела ответить: «Как прикажете, милорд!». И удержалась только потому, что поняла: он действительно прикажет, прямо там, при всех. А потом усмехнётся, застегнёт ширинку, развернётся и уйдёт, оставив её стоять на коленях перед всем строем, униженную и опозоренную.

И всё равно подобное произошло! Но хотя бы всего перед тремя свидетелями, а не перед ротой. Впрочем, заключённая не в счёт, кем бы она ни была. А поварята… Вряд ли они хотят, чтобы об их собственных делишках стало широко известно. Если Коммандер вообще оставит их в живых. Что ж, она сама заставит их помалкивать, угрозами или договором. Коммандер вряд ли станет трепать языком, не такой он человек, чтоб похваляться. Хотя ведь запросто может между делом упомянуть. Для него-то случившееся вряд ли очень важно, просто незначительный эпизод, не представляющий особого интереса. Ничего, она ещё заставит его обратить на неё внимание…

Но не сегодня.

Девушка устало откинулась на кровати и закрыла глаза. Но ни сон, ни хотя бы спокойствие не приходили. В памяти упорно всплывала картина событий в подземелье, а предательское тело вторило, вновь отзываясь на воспоминания о грубых прикосновениях.

– Без этого у старика уже не встаёт? – звучит глумливый голос Коммандера.

Блэкхолл не поворачивает головы, продолжая смотреть вправо, вынужденная следить за оргией в клетке, вместо того чтобы посмотреть ему в глаза. Но это и к лучшему, не видеть этого лишающего воли взгляда, хищного прищура нацеливающегося на добычу охотника.

Она хочет возразить, что Капитан вовсе не старик, едва ли на несколько лет старше самого Коммандера. Интересно, а сколько ему? На таких людях годы чаще оставляют след шрамами, чем морщинами. Ему может быть как тридцать, так и все сорок. Девять лет здесь, в этом мире… Тут год за два впору считать. Но он-то здесь как рыба в воде.

Она не осмеливается выступить в защиту Капитана. Не её это дело. Не здесь. Не перед ним. И только по-уставному рапортует:

– Никак нет, сэр!

Он подступает на шаг, и капрал напрягается в ожидании удара. Но нет, подходит почти вплотную. Уголком глаз она видит поднимающуюся руку. За шиворот схватит или сразу за горло? Но вместо этого пальцы принимаются расстёгивать её рубашку.

– Я… Сэр… То есть, милорд… – она запиналась, стараясь не выдать участившееся дыхание.

Рука добралась до брюк. Блэкхолл не сдержала вскрик, когда два твёрдых пальца резко проникли внутрь неё, а другая рука до боли сжала грудь.

Повинуясь рывку за волосы и резкому приказу, она опустилась на колени и уставилась на оказавшийся прямо напротив бугор в штанах. Нет уж, она не проявит инициативы, пусть не надеется.

Очередной рывок за волосы заставил её поднять голову и взглянуть в лицо Коммандера.

– Только не говори, что не понимаешь намёка, – протянул он.

Со стороны клетки послышался смех поварят, заставивший Блэкхолл покраснеть. Или это из-за насмешки в глазах Коммандера над её глупостью и неопытностью? Нет-нет, это всё из-за поварят, да как они смеют…

Почувствовав настойчивый рывок за волосы, девушка решила не вынуждать Избранного получать своё силой. Действовала она не слишком умело, но старательно, хотя попытка заглотить поглубже закончилась тем, что капрал подавилась. Тогда Коммандер очередным рывком за волосы поднял её на ноги и заставил нагнуться. Для устойчивости девушка вцепилась руками в решётку. Мужчина не стал церемониться: проведя пальцами у неё между ног и убедившись, что девушка вполне готова, одним рывком вошёл. Твёрдые пальцы, сжимающие бёдра, не позволяли ей двигаться самой, Коммандер взял полный контроль на себя. Он совершенно не заботился о её комфорте, Блэкхолл кусала губы, чтобы не закричать, каждый раз, когда он резко погружался на всю глубину, но стоны всё равно прорывались.