Но нет, ей надо было в двенадцать испариться и пуговку, сука, мне оставить! Пуговку, блядь!!!

Прям, издевательство какое-то.

Кладу уже в свой карман пуговицу и выхожу из подсобки. Злой, обиженный, взбешённый. В общем, очень правдоподобно выгляжу для того, кому сегодня не дали. Официантам будет разнообразие в сплетнях.

А мне будет уроком. Замужние девушки хуже золушек. Оставляют после себя только пуговки и гадкое ощущение ненужности. Поматросила разок и сбежала, даже имя не спросив.

Я и сказать ей не успел, чтобы шею запудрила, а то от моей несдержанности могли следы выступить. Это первое, что в голову пришло, когда понял, что она сбегает. Ну не кричать же вслед, как полный идиот: «куда же ты, тебе разве не понравилось»? Но один фиг, не остановилась.

Дурь, конечно, она наверняка изменщица опытная, перед приходом домой всю себя осмотрит, всю в порядок приведёт. Ещё и матом меня покроет, когда засос обнаружит. И зачем ты только ей так в шею впился, что это за подсознательное желание пометить того, кто тебе не принадлежит?

Безумие, но в тот момент захотелось, чтобы принадлежала. Чтобы Дима засос увидел и больше к ней не прикасался. Чтобы не осталась она его женой после того, как я её трахал.

Дурь, однозначно. Глупая бессмысленная дурь.

12. Глава 12

Карина

Вот чёрт.

В окнах темно, надеюсь, он хотя бы спит.

Перевожу дыхание на пороге, три раза поправляю причёску и вхожу.

В холле загорается тусклый свет, реагирующий на движение. Сейчас быстро прошмыгнуть в спальню и никого не встретить. В одну из гостевых спален, естественно, не в супружескую.

— А я уж думал тебя не дождусь сегодня, — слышу голос за спиной, останавливающий меня у лестницы.

Оборачиваюсь.

Он сидит на небольшом диванчике, где днём обычно сидит охрана, и почти сливается с окружающий обстановкой. Не пронесло.

— Пойдём, дорогая, выпьешь со мной, — он встаёт с дивана и направляется в мою сторону. — Нам надо кое-что обсудить.

— Я иду спать, завтра поговорим, — начинаю подниматься по лестнице.

Он хватает меня за руку и резко дёргает назад, так что я чуть не падаю.

— Завтра будет уже поздно. Для тебя.

— Пусти! Не трогай меня! — кричу.

Но он силком затаскивает меня на кухню и швыряет на стул. Хорошо, успеваю сбросить в гостиной пиджак с оторванной пуговицей.

— Сиди смирно, — рявкает и достаёт из бара бутылку виски и два бокала.

— Я не буду пить, — говорю.

— Да, ладно? А мне кажется, ты сегодня уже пила?

— А с тобой не буду.

Решительно приподнимаюсь со стула, но он тут же толкает меня обратно.

— Сядь, я сказал. Будешь.

Господи, надеюсь, он не под наркотиками? А где Леонид? Другая охрана против него слова не скажет, ещё свяжут меня, если он прикажет. Леонид единственный, кто мог бы встать на мою защиту, и Дима, судя по всему, его отпустил. Что-то мне становится страшно.

Он разливает виски по бокалам и протягивает мне один.

— Пей, — приказывает.

Я пригубляю бокал, чтобы его не злить. Язык обжигает капля сорокаградусного виски, не разбавленного даже льдом. И ведь он знает, что я вообще не могу пить чистые крепкие напитки.

— Значит, ты подала на развод? — начинает.

— Отрадно, что ты заметил.

— Да, мне пришло уведомление на госулугах. Я его не подтвердил.

— Почему же? Мне показалось у тебя достаточно женщин и без меня.

— Я не хочу с тобой разводиться, — он одним глотком опустошает свой бокал. — Ты мне нравишься. В роли послушной домашней собачонки, разумеется, а не как сегодня. Но ничего, мы это поправим. Будешь носить мне тапочки в постель и зализывать прощение за своё плохое поведение.

Сглатываю. Никогда раньше он таким не был. По крайней мере, в открытую.