Но сначала я «выдала мать». Зудела, что пора побриться, что его внешний вид неприличен, что он скоро начнет пугать младшую сестру, если не приведет себя в порядок. Сын, естественно, бурчал что-то в ответ и злился. Наконец мне все надоело, и я потребовала ответа:

– Что не так? Бритва? Нужна другая? Пена для бритья? Быстро рассказывай. Я не уйду.

Поскольку Вася знает, что я точно не уйду, пока не получу ответ, то признался:

– Мне родинка мешает. То есть не мешает, но я боюсь ее бритвой задеть.

– Какая родинка? – не поняла я, поскольку никаких явных родинок, мешавших личной гигиене, не видела.

– Вот, на подбородке, – сын показал на еле заметную родинку.

– Давай удалим, какие проблемы? – предложила я.

– То есть ее можно удалить? – осторожно уточнил сын.

И тут я догадалась, что Вася просто не знает – что можно, а что нельзя.

– Запишу тебя к врачу. Надо было сразу сказать, – хмыкнула я.

Врач отправила меня в коридор и прочитала Василию лекцию на тему строения кожи. Дала ему время изучить раздел в учебнике по онкодерматологии и висевший на стене плакат. Объяснила разницу между медицинскими показаниями и эстетическими. После чего удалила родинку так, что даже шрама не осталось.

После этого сын снова стал бриться. А я гадала – почему он сразу не сказал мне про эту родинку? Почему я сама не догадалась и искала подводные камни там, где их нет.

Та же врач в рамках лекции сообщила моему сыну, что любые проявления членовредительства – тоннели в ушах, болты в бровях, разрезы, пирсинг – лечатся. Главное, вовремя выпить таблетку. Да, таблетка от этого существует. Давно. Если что, она даст телефон психиатра, который выпишет рецепт. И никакого селфхарминга.

Видимо, на сына произвела сильное впечатления та лекция врача. Во всяком случае, он, уже не нервный подросток, а вполне себе совершеннолетний, адекватный, уверенный в себе студент, в один прекрасный день попросил меня записать его к тому же врачу. Василий подумывал сделать татуировку, «набить рукав», и хотел проконсультироваться со специалистом – на руке у него слишком много родинок. Я записала. Перед консультацией из кабинета врача вышла девушка – ровесница моего уже восемнадцатилетнего на тот момент сына. Девушка влюбилась, и ее бойфренд предложил закрепить связь совместной татуировкой на запястьях – датами знакомства, обозначенными в виде кардиограммы. Чтобы этот счастливый день невозможно было забыть. Татухи влюбленные набили, но любовь прошла быстрее, чем ожидала барышня. С бойфрендом девушка рассталась и отправилась сводить татуировку. Пила водичку из бойлера, плакала и рассказывала, что сводить дорого и больно. Но даже не это самое ужасное.

– Вот, смотрите, у меня шрамы! – Девушка показала руку, на которой образовался рубец. Василия потряс не рубец, не ожог на запястье, даже не стоны девушки, раздававшиеся во время процедуры, а запах, который стоял, несмотря на настежь открытые в кабинете врача окна.

– Это сожженная кожа так пахнет? – спросил Василий у врача. И решил повременить с татуировкой.

Врач прочла ему еще одну лекцию, объяснив, что татуировка никак не связана с родинками, а вот с риском остаться со шрамами связана напрямую.

– А когда можно? – уточнил сын.

– После двадцати пяти, – спокойно ответила врач. – Но если соберешься колоть шею или лицо, это не ко мне, а к психиатру. От этого тоже есть таблетки.

– Да? – Сын не верил, что татухи «лечатся».

– Смотри. – Врач открыла в телефоне фармакологические свойства и описание действия препарата.

Сын кивнул и сообщил, что с «рукавом», пожалуй, повременит.


В нашей школе за зеленые, розовые и других ядерных оттенков волосы детей отправляют к директору и вызывают родителей. Форма обязательна, колготки темно-синие. Девочки из старших классов носят на запястьях резинки для волос и, когда на горизонте появляются директор или завуч, забирают распущенные волосы в аккуратный пучок. Многие мои подруги считают, что у нас не школа, а полный ужас – никаких возможностей для самовыражения ребенка. Католический монастырь какой-то. Но мне кажется, что для младших школьников необходима форма, запреты на дреды и прочие эксперименты с внешним видом. А для старших – консультация умного, знающего специалиста.