– У Цыпы, – пожал плечами Глеб, а для друга пояснил очевидное: – Девочка превращается в девушку.

– Какая девочка? – Коля, видимо, от резкой перемены климата, демонстрировал редкую тупость.

– Цыпа.

– В девушку?

– Цыплак, ты обкурился, что ли? – заржал Голованов на весь двор. – Прочитать тебе лекцию о половом созревании девушек, или сам поднапряжёшь извилины? – продолжал он смеяться, потешаясь над Колей.

– А-а-а-а, – выдохнул Коля и тут же перевёл разговор: – Ну, что, куда?

– Давайте в «Лагуну», – пропела белобрысая швабра. – Глеб?

– Колёк? – Глеб для проформы уточнил у друга, хочет ли тот пойти в недавно открывшийся кабак с огромными террасами, которые выходили на берег моря. И мне, и Коле было понятно, что всё решала швабра с конским хвостом.

Спустя несколько минут троица вышла со двора. Я прильнула к окну, чтобы проводить взглядом любовь всей своей жизни. В эту секунду швабра быстро поцеловала Глеба в щеку, оттёрла след от помады, рассмеялась, закидывая голову, демонстрируя миру ровные зубы. А я почему-то подумала, что мне для того, чтобы поцеловать Глеба, недостаточно встать на цыпочки, придётся подпрыгнуть.

Потом я подумала ещё немного и решила, что целовать Голованова совсем не хочу, у него щетина колется. В моих мечтах любовь всей моей жизни дарил мне букеты из ста одной розы, гулял со мной по набережной, рассказывая направо и налево, что он мой парень, и время от времени спасал меня от романтичного, смертельного заболевания. Царапать нос о головановскую щетину я не собиралась даже по самой огромной любви, но это не значило, что всякие белобрысые дуры смеют это делать!

К вечеру мне наглядно и громко продемонстрировали, что смеют. После «Лагуны» троица заявилась к нам домой, с комфортом устроилась в беседке рядом с моим окном. Коля позвал родителей, вытащил меня, говоря, что смертельно обидится, если я не выйду. Весь вечер я наблюдала, как Лия ёрзала на коленях Глеба, он обнимал её в ответ, иногда чмокал в щеку, ухо, а то и в губы, когда же все разошлись, парочка устроила настоящее эротическое шоу. Во всяком случае, целовались они так громко, что было слышно через моё открытое окно, если подобраться поближе, конечно же. А после уехали на такси домой.

Спустя годы я сама устроила точно такое же шоу Голованову. Правда, в те минуты, когда мечтала умереть от того, что любовь всей моей жизни целует другую, я не догадывалась, что это произойдёт, оттого и глотала горькие слёзы, прячась под подоконником.

Происходившее осталось в далёком прошлом. С того дня Глеб успел не только жениться на Лие, но и развестись, а я всё так же сидела в своей комнате, представляя, как сделаю куклу Вуду головановской жены, буду втыкать в неё иголки, и в конце сожгу на ритуальном костре!

– Дядя Глебушка! – закричал Сережа под моим окном, оглашая округу счастливым визгом, заодно сообщив мне, что заявилась любовь всей моей жизни собственной бесподобной персоной.

Серёже вторил Алёша, правда «Глебушка» у него превращался в «Епушку», вызывая смешки отца и благосклонную улыбку «Епушки».

– Привет, Нют, – поздоровался Глеб с Нютой, та буркнула нечто невразумительное, не слишком довольное в ответ. С утра она грозилась Коле разводом, если тот не перестанет пить с Головановым.

– Я всё понимаю, у человека развод, только проблемы нужно решать, а не запивать, – выговаривала Нюта мужу.

– Должен же я друга поддержать, – отмахивался Колёк.

– Поддержи! Поддержи! – повысила голос Нюта, чего не случалось с ней почти никогда. – Давай разведёмся, будете на пару горе запивать!

– Ню-у-та, – ныл Колёк.

– Всё, я сказала, – отрезала Нюта.