— Приберёшь? — Гюле вручает мне тряпку.

Она хочет, чтобы я вытерла лужу на полу. И я вытираю. Но пухленькая служанка чем-то недовольна. Сложив руки на груди, она наблюдает за мной и гнёт бровь.

— Всё, — закончив, я поднимаю ведро.

— А как же твоя магия? — напарница смотрит на меня пробирающим до костей взглядом. — Ты не собираешься ей пользоваться?

— Как раз хотела поговорить с тобой об этом, — поджимаю губы и виновато отвожу взгляд. — Я ослабла после болезни и не могу колдовать.

Боже, помоги мне!

— Угу… — Гюле кривится. — И надолго это с тобой?

— Не знаю, — я пожимаю плечами. — Как пойдёт.

— Ладно, — открывает передо мной тяжёлую дверь, — заходи. Похоже, нам с тобой до рассвета не управиться.

Я выдыхаю — кажется, пронесло.

Покои приёмыша оказываются трёхкомнатным номером люкс. Деревянный пол устлан коврами, повсюду подушки и диванчики для отдыха, вазы разных калибров и огромный камин в главной комнате, где стоит люлька с младенцем.

Площади немаленькие, но мы с Гюле договариваемся, что будем делать, и работа идёт бодро. До утра мы здесь точно не задержимся — по этому поводу настроение моей напарницы ползёт вверх. Она уже в предвкушении нескольких часов безмятежного сна.

А я молчу. Надо бы спросить у этой болтушки про Шаха, но, как показала практика, стоит мне открыть рот, и я вызываю подозрения. Надо вести себя аккуратнее — следить за словами.

— Ты и без магии хорошо работаешь, — Гюле хвалит меня. — Скоро закончим и пойдём спать.

— Слушай, а что за ребёнок? — я чищу диван и поглядываю на напарницу.

— Ребёнок… — пухленькая блондинка трёт щёткой ковёр. — Мальчика зовут Муса. Он бастард, — шепчет. — Рождён от простой женщины, которой увлёкся отец нашего нынешнего владыки незадолго до смерти.

— Ого! У вас тут всё непросто.

— Ты даже не представляешь насколько, — вздыхает Гюле. — Почти всю правящую семью погубила драконья чума, и теперь владыка Ханар бережёт каждую каплю крови своего рода. По его воле Муса получил все права члена правящей семьи. Но многим во дворце это не нравится, — последнюю фразу напарница произносит очень тихо.

— А что за женщина с малышом? Это его мать?

В соседней комнате я видела даму. Она сидела у люльки и выглядела очень уставшей.

— Это кормилица Мусы, а его мать погибла при родах. Владыка забрал мальчика во дворец. Говорят, он хотел, чтобы его жена стала для Мусы матерью, — Гюле бросает щётку и идёт ко мне. — Но госпожа Лейла ненавидит этого ребёнка, — шепчет.

— За что можно ненавидеть маленького мальчика? — у меня брови ползут вверх. — Он не виноват, что родился бастардом.

— Какая же ты наивная, подружка! — белокурая пышка хмыкает. — Госпожа хочет сама родить детей владыке — породниться с ним кровью. Это укрепит её власть. Но муж не спешит делить с женой ложе.

Вот это сериал! Мне становится интересно.

— Почему?

— Откуда я знаю? — Гюле уходит от темы разговора и от меня.

Напарница драит ковёр с видом «Ты о чём вообще?». Она уже делала так, когда я спрашивала про гарем. Болтушка, но не дура. Знает, когда замолчать.

— Не хочешь — не говори, — я лишь плечами пожимаю.

— Не обо всём можно говорить, — бурчит Гюле. — Но кое-что ещё я могу сказать, — она снова бросает щётку и подходит ко мне. — Госпожа сегодня едва не покалечила Мусу, — шепчет, — и владыка узнал об этом. Её наказали. Лишили прислуги и денег, а ещё господин запретил ей подходить к мальчику, — улыбается. — Доверие подорвано.

— Но почему ты радуешься?

— Терпеть её не могу! — признаётся моя напарница. — Хоть раз этой козе попало, как следует!

Наш с Гюле разговор прерывает плач ребенка, и мы возвращаемся к делам. Малыш кричит громко и от души. Пока мы убирали комнаты, он надрывался уже не раз. Кормилица его успокаивала, но хватало ненадолго.