Одна из девушек бросила на меня кроткий вопросительный взгляд, и я молча кивнул.

Гейши синхронно ударили плектрами* по струнам сямисэнов**. Музыкальные инструменты издали протяжные звуки и вскоре красивая мелодия наполнила просторный зал дома Ханако. Музыка то звучала долгим стоном на высокой ноте, то резко обрывалась.

Её темп постепенно ускорялся, движения девушек стали более порывистыми. Их нежные руки порхали по струнам сямисэнов, будто встревоженные мотыльки. Когда звучание достигло максимальной громкости, на татами вышла Ханако.

Ее руки, с зажатыми в ладонях веерами, были скрещены на груди. На кукольном личике поблескивали угольно-черные глаза, на алых чувственных губах играла легкая соблазнительная улыбка.

Гейши вновь ударили по струнам, и сямисэны застонали, заплакали, рассказывая историю, заложенную в танец Ханако.

Ножка гейши скользнула по татами, руки резко опустились вниз, и красочно расписанные вееры, напоминающие роскошные павлиньи хвосты, раскрылись.

Каждый жест, каждый шаг, каждый поворот головы Ханако были совершенны. Девушка словно преодолела земное притяжение, едва касаясь ножками поверхности ковра.

Если бы меня попросили перечислить самые прекрасные творения человечества, в числе первых я бы назвал танец гейши.

Музыка вновь сменила тональность и неспешно «поплыла» по комнате, вторя грациозным движениям парящей передо мной Ханако.

ЕСЕНИЯ

Я стояла возле окна спальни и пристально наблюдала за резвящимися во дворе собаками. Рыча и скаля белоснежные клыки, они наскакивали на Наруто и щелкали челюстями в нескольких сантиметрах от его рук и лица.

Губы японца шевелились, отдавая ротвейлерам неслышные мне команды. Рука Наруто взметнулась вверх и собаки мигом угомонились. Усевшись на задние лапы, они подобострастно воззрились на мужчину. Наруто сжал кулак и тут же раскрыл ладонь. Собаки, громко залаяв, бросились прочь.

Японец, словно почувствовав, что за ним наблюдают, вскинул голову вверх, и я поспешно отошла от окна.

Приблизившись к зеркалу, я взглянула на свое отражение и глубоко вздохнула. План побега я продумала еще в больнице, но для его осуществления мне требовались время и тщательная подготовка.

Пользуясь отсутствием Артура, два дня я потратила на детальное изучение дома, внутреннего двора и способов оказаться за пределами ворот особняка.

Я понимала, что совершить побег днем было невозможно. Прислуга, охрана, курьеры, водители… Едва ли не сотня людей беспрестанно сновала по дому и внутреннему двору. Незаметно улизнуть, при таком количестве невольных соглядатаев, было невозможно.

Мой побег должен был состояться ночью. Но в это время суток я могла столкнуться со стражами более опасными и страшными, чем десятки молчаливых японцев.

Ротвейлеры… Именно они могли помешать моему побегу. Большую часть суток собаки проводили на свободном выгуле. Днем за ними следил один из охранников, а ночью они были предоставлены сами себе и становились полноправными властителями территории, окружающей особняк.

В полночь ротвейлеров неизменно выпускали из вольеров и их черные тени носились по двору до утра.

Когда я впервые оказалась в доме Артура, Наруто уверил меня в том, что собаки ко мне привыкнут. Так оно и случилось, но… Для них я все равно была чужая, просто посторонний человек, на которого хозяин приказал не нападать.

Я не чувствовала уверенности в том, что ротвейлеры не загрызут меня, когда я буду красться по вверенной им территории и человека, способного контролировать их животную жестокость, не будет рядом.

Поэтому… На сегодняшний день моей главной целью было - заставить собак признать меня, стать для них если не другом, то хотя бы частью их мира. Я должна была сделать так, чтобы ротвейлеры не только не убили меня в ночь побега, я должна была заставить их молчать, когда они увидят меня.