Он твердил это и твердил как заведенный. Перестал ловить обрывки взрослых разговоров, заглядывать в рот охотникам, бегать с мальчишками к змеиным норам, ловить фенеков, таскать финики… Лишь продолжил ходить к Сешафи.

Ее давно перестали кормить – наверное, охотники о сфинксе вообще позабыли. Лишь проходя мимо, пинали клетку – так, по привычке, – и Инсару становилось до боли обидно.

Когда Сешафи доедала бобы, мясо или догрызала кость, она садилась рядом с ним, изящно складывала лапы и начинала:

– Ты совершаешь ошибку настоящего ради сказок прошлого… Ты точно не будешь жалеть?

– Точно, – кивал Инсар.

Страха уже давно не было, как и прежнего Инсара.

Сешафи, глядя вдаль, украдкой улыбалась.

– Тогда слушай, мальчик…

Раньше мир был куда прекраснее – так рассказывала Сешафи. Раньше была не только пустыня, но и горы, леса, холмы, озера, равнины… Раньше все было по-другому, но вода исчезла, и пустыня поглотила мир.

Сешафи вскидывала голову и по-кошачьи жмурилась:

– Лишь звезды остались прежними.

Перед сном, думая об океане, Инсар долго сидел у полога шатра, смотря в небо. По ночам становилось холодно, появлялся ветер, но его это совсем не тревожило. Сешафи говорила, что звезды – родственники сфинксов: звезды никогда не лгут. Когда-то они были самыми верными друзьями мореплавателей, указывая им путь.

Вот вернется вода, Инсар отправится покорять океан – так он решил. Он оставит золотые дюны и уйдет к бесконечным морским просторам, которые отражают небо, скрывают рыб и обещают настоящие приключения, бури и штормы…

Когда Инсар сказал об этом Сешафи, та вдруг замерла и тихо произнесла:

– Мальчик, мне очень жаль.

Инсар ничего не понял, только вздохнул: Сешафи была помешана на загадках. Он лишь привычно погладил львиную лапу, и Сешафи с незнакомой тоской устремила потяжелевший взгляд вдаль, в пустыню.

– Я не знаю. Не знаю, где сокрыта вода, – прошептала она и зажмурилась.

Этой ночью Инсару океан не приснился. Не приснились и кувшины, дразнящие соплеменников, не приснилось ни капли влаги.

Океан исчез, соленый морской ветер сменился суховеем, царапающим кожу. Инсара окружала мертвая золотая пустыня и деревянный скелет полуистлевшего корабля, торчащего из песков.

Инсар даже не сразу понял, что спит.

– Где мой океан? – пробормотал он, оглядываясь.

Сидящая рядом Сешафи задумчиво приподняла брови. Ветер развевал светлые волосы, ворошил шерсть на загривке и осыпал пылью ее широкие, твердые перья.

– Океан? Он пересох.

Ну конечно, давно уже… Но Инсар вдруг почувствовал, что задыхается, и судорожно обхватил руками горло. Вот и все, больше не будет ему сниться бесконечная вода и станет он достойным человеком Вах-Нахима… И вроде это было тем, к чему его готовили с детства, так почему же хотелось кричать от горя?

– П-пересох?! Не может быть такого, Сешафи! Он огромный, он больше пустыни, больше всего на свете! Почему так?

Сешафи посмотрела на него как на самого глупенького ребенка в мире и ласково улыбнулась:

– Потому что людские сердца иссохли. Некому больше плакать. Души увяли, как сорванные цветы… Ты не знаешь, что такое цветы, мальчик, и мне тебя жаль. Когда мы с тобой встретимся здесь в следующий раз, я их принесу тебе.

Она поднялась на лапы и медленно зашагала прочь.

– Стой! Ты куда? – просипел Инсар. Он судорожно глотал воздух, которого становилось все меньше, и легкие разрывались от боли.

«Я рыба, умирающая без воды, – вдруг мелькнуло у него в мыслях. – Странное существо».

Ему так нужна вода! Не чтобы напиться! Честное слово, боги пустыни! Не чтобы утолить жажду…

– Ты куда?! – повторил он через силу, и Сешафи наконец оглянулась.