Счастье – не просто билет.
Бедная шла, придержав все заплатки,
Девочка в белой, крахмаленной шапке.
Осень налила дождей полон рот.
Город захвачен и скинут за бóрт.
Выстужен я. Встретил небо и хмурым
Октябрём… Пожинаю все тюрьмы.
Исповедь значит теперь что-то больше.
О чём-то осень безмолвная просит.
Сегодня плачет… И разве она?
Недаром я встретил девочку. Да.
Я потерян, сжимаю края все у папки
Ты сломана… без накрахмаленной шапки.
Люди смотрели на нас все презренно.
Зачем-то… опять подгибаем колени.
Три миндальных заката сияли.
Сóлнца будто из закáленной стали.
Хризантем не жалею ни разу.
Уходи. Но забуду не сразу.
Третьего не видел. Мне, собственно, зябко.
Не дано мне любить девочку в шапке.
Прощальное ты написала письмо.
Цвета позабылись. Всё сразу ушло.
Сентября я не помню. Не вспомню вовек.
Осень медовая была, вот и нет.
Сводит с ума… я не вижу её.
Обними, как промёрзлоё чёрно пальто.
Я буду счастлив! Я буду цел!
Не было ночи… Не было дел.
Исповедь вновь я пишу на тетрадке.
Знаешь, девчонка в крахмаленной шапке,
Как больно порой и всегда, и во мне
Милый твой почерк видеть везде?..
Я до сверкавшей во тьме полурозы
Последнего видел с букетом мимозы.
Лучшей я мню эту девочку в шапке.
Женщине милой расскажет всё кратко.
На Земле тебе равных не будет соцветий.
Если он вновь вернётся и будет третий,
Позовёт тебя вместе, уйдёте домой.
Вроде я не кричу, уставши: «Постой!».
Держишься ты, не даёшь мне объятий.
День… и один, как другой, без принятий.
Что же ты, друг, променяла ты тряпку.
Девочка… в белой, крахмаленной шапке.
Видишь, одна ты стоишь пред трамваем.
Любовь никому не отдашь. Мы играем.
Убивает… стою. Перед рельсами, тряпка.
Тряпка ждёт девочку в беленькой шапке.
Мир твоей ментальности
Потерпи ещё чуть-чуть. Небо в серебре.
Сама ты знаешь —
это небо нам уж не достать.
Всё это знаем, но так и судим по себе.
В скитании, в котором жизнь есть мать.
Жизни небо нам не дало. Так уж не далó.
А я смотрел на это так, будто так и надо.
Ухожу в темноту. И знаю, что небо одно.
Просто везде стоит одна колоннада.
Чтобы ты была одна, небо я просил.
Счастлив был,
когда мне небо Солнце вдруг открыло.
Замечательный кто-нибудь вышел из сил,
А на свете есть точно дерево мира?
Не узнаешь. Всё небо промёрзлое съело.
Ну а ты – тёплый, единственный, светлый
Вечер осени. Небо сияет всецело.
Что может быть таким же отчаянно редким?
Больнее, чем сердце разрытое скорчить.
Одиночество?
Знаете, можно прожить и так.
Попросту я один зачем-то всё морщусь.
Ничего. В любви я – такой же дурак.
Цветы до полудня
Я был незнакомцем, невиданным, да.
Сказал о тебе, ни на что не надеясь,
Своей я матери, и даже через года…
«Оставайтесь приятелями» – тоже несмело
Она ответила, что так нельзя.
А я отца не знаю целый век.
Он ушел, а дверь скрипела, скользя.
Двенадцати мне не было. Он – человек.
Твоя нежность била разрядами молний.
Только разве способен учуять я
На губах твоих поцелуи от посторонних?
Красным месивом билась твоя струя.
Из помады твоей я сделал брелок.
И следа не осталось от прошлых хозяев.
Ушёл я и вытер всё в сливной сток.
Сказал, что любви твоей больше не надо.
Не надо бежать за любовью с помадой.
Нанесу я другую, и будет та краше.
Что давно ты искала. Искала. Но надо…
Мне стыдно, что я не могу жить иначе.
Ты мне мешала жить и жить сама хотела.
Я за собой железный занавес прикрыл.
Закрыл я дверь. Но не увидев тела…
Но безудержно радостно… открыл,
Что это была не любовь, а просто
Ты. Зачем мне такое брать?
Когда надежды не дают нам роста,
Тускнеют, меркнут и в гробе мать,
Прими из рук моих надежду,
Ещё одну, чтоб лучик твой не сник.
Не для того я строил всем невежду,