Болезненное «Ты хороший друг» снова и снова стучало в голове, и он отводил взгляд, барабаня пальцами по столешнице.

– Наверное, ты думаешь, что я идиотка. Задаешься вопросом, почему сразу от него не ушла… – проговорила Ви, хотя Джаред молчал. И сама ответила: – Тогда мне казалось, что это любовь. Позже до меня дошло, что я привязалась не к человеку, а к эмоциям, которые он вызывал. Эти качели… Сначала обесценивал и унижал, а затем клялся в любви и заставлял чувствовать себя нужной. Может, любви нет и мы просто хотим быть кому-то нужными? В общем, это была какая-то нездоровая зависимость, как у тебя с транквилизаторами…

– Ты не идиотка, если хотела верить человеку, – возразил Миллс, пропустив последнее замечание. – Из сложных отношений нет простого выхода. Поверь, я понимаю.

Вивьен заинтересованно повернулась и поймала на себе теплый взгляд.

– Правда?

Он слегка кивнул.

– Я жил в мертвых отношениях несколько месяцев. А когда меня бросили, то почувствовал… облегчение, – стыдливо признался Джаред. – До меня тоже не сразу дошло. Я скорее привязался к идее быть отцом, чем к ней…

– У тебя есть дети? – удивилась Вивьен.

– Нет. У нее был двухгодовалый сын, когда мы познакомились. Наверное, я просто увидел женщину и ребенка и захотел быть частью их семьи. Своей-то у меня не осталось после ухода мамы. Как ты и сказала, я хотел быть кому-то нужным.

– И почему у вас не вышло?

Джаред вздохнул, растрепав пальцами волосы на затылке. Стыдно было признаваться, но он чувствовал: Вивьен не осудит. Не осуждала вчера и не станет сегодня.

– По сути, у нас не было ничего общего. И я оказался таким же отцом, каким был мой. Много работал, не уделял им должного времени и внимания.

– Отсутствующий отец?[9]

– Вроде того… Честно говоря, тогда я понял своего отца. На работе ведь легче: есть правила, инструкции, законы и ты просто им следуешь. Всю жизнь я хранил обиду на него за отстраненность, а в итоге сам стал таким же. Сухарем, – горько хмыкнул Миллс, качнув поникшей головой.

– Джей, не надо так о себе. Ты очень чуткий… – сочувствующе прошептала Ви, потянувшись к его ладони, уныло лежащей на столешнице. Обхватив его холодные пальцы своими, сжала. – Семья – это огромная ответственность. Может, ты просто был не готов.

– Не знаю, Ви…

– Это нормально, если тебя не хватает на других, когда ты сам не в порядке. Это не делает тебя плохим человеком.

Встретив ее взгляд, Миллс слегка улыбнулся:

– Это говоришь ты? Ви, которая обо всех заботится?

– Я ведь серьезно, – в ответ улыбнулась Вивьен. – Мне кажется, мы по-настоящему взрослеем, когда прощаем своих родителей за ошибки. Ты должен простить отца, чтобы стать готовым взять на себя такую роль.

– А ты простила своих?

Задумавшись, Вивьен поджала губы и поправила съезжающие с носа очки.

– Не могу сказать, что они напортачили в чем-то конкретном. Просто… быть средним ребенком довольно отстойно.

– Правда? Мне казалось, это самая удобная позиция, – мягко усмехнулся Миллс.

– Не особо, – возразила Ви и принялась объяснять: – Старшему позволено больше, младшему – прощается больше. А средний… все время мечется между этими ролями: здесь ты старший, там – младший. Это путает даже взрослого. И порой я чувствую себя не в своей тарелке.

– Но тебе нравится то, где ты сейчас? Колледж, психология?

– О да, я обожаю учебу, – тут же просияла Вивьен. – Особенно заинтересовалась криминологией. В этом семестре у нас был вводный курс, я не пропустила ни одного занятия. И знаешь… – вдруг, нахмурившись, протянула она, – что-то в истории этого Чемберса не дает покоя. То, как была убита его мать…