– Насть, ты тут? – доносится из-за двери Викин голос. Видимо я так шумно выдыхаю, что она меня слышит и входит. – Ты чего сорвалась, словно за тобой тысяча чертей гонится?

– Всего один, – выдаю с истерическим смешком, – но очень злой.

– Кто? – нет, ну она сейчас серьёзно? – Кир?

Начинаю ржать. Не смеяться, а именно дико ржать, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. Видимо, это нервное, потому что успокоиться мне удаётся далеко не сразу. Но как только в лёгкие наконец добирается кислород, затыкаюсь.

– Северов. – слово отдаётся эхом, во внезапно повисшей, словно звенящей, тишине. А может, мне так кажется после оглушающего приступа смеха?

– Что он сделал? – выпаливает подруга.

Кажется, мой внешний вид её больше не удивляет.

– Хм, дай-ка подумать, – растягиваю слова, прикладывая палец к подбородку и поднимая взгляд в потолок, – пообщался с моим женихом. Раз. Увидел, как я из-за него плачу. Это два. Получил под дых. Дважды. Это три. Зажал меня у бассейна. Четыре. Сказал, что хочет поцеловать, упираясь членом мне в живот. Пять. И почти сделал это. Шесть. Ну, вроде всё.

– И это всё Север? – задаёт наитупейший вопрос на свете, от которого я снова захожусь истерическим хохотом.

Кто-нибудь, вызовите психушку, мне срочно нужно успокоительное и мягкие стены.

– Сиди здесь, сейчас вернусь. – кричит Заболоцкая на ходу, хлопая дверью.

Я и не смогла бы никуда пойти, потому что приступы неконтролируемого смеха накатывают на меня волнами. К тому моменту, как возвращается Вика, болит уже не только живот, но и лёгкие. Она суёт мне в руку пластиковый стакан с какой-то жидкостью и приказывает:

– Пей!

Без лишних вопросов выливаю в горло всё его содержимое и тут же начинаю давиться, разбрызгивая капли пойла и слёзы.

– Что там было? – с трудом хриплю, продолжая кашлять.

– Сок с водкой. – разрезает так спокойно, будто воды принесла.

– Ты свихнулась? – прорезавшийся голос сразу берёт повышенные. – Я же не пью!

– Не пьёшь. – подтверждает спокойно. – А ещё не одеваешься, как…

– Шлюха? – подсказываю участливо.

– Как будто тебе стоп-кран сорвало. Что происходит, Настя?

– Видимо, не только стоп-кран, но ещё и крышу. – развожу руками.

– Это всё из-за Северова? – её голос звучит спокойно, хотя ей не удаётся скрыть сквозящее напряжение. – Из-за него ты так оделась? Чтобы заметил? Или сразу свихнулся? – не выдерживая, выдаёт улыбку.

– Театр для одного актёра. – улыбаюсь в ответ. Внутри отчего-то становится тепло, и вся эта ситуация уже не кажется такой страшной. – Типа пофигу на всех, и на него в том числе. Сама говорила. Помнишь?

– А вот теперь с самого начала и по порядку.

Спустя минут двадцать заканчиваю рассказ и поднимаю голову от ковра, который с таким увлечением на протяжении всего повествования разглядывала. Отчего-то было страшно смотреть подруге в глаза. Всё ждала, что она осудит. Особенно, когда дошла до того момента, где не только говорила о том, что чувствовала, пока Артём меня обнимал, но и том, чего хотела. Слова лились из меня неконтролируемым потоком, а сейчас совсем не по себе стало.

– Ну ни хрена ж себе! – ошарашенным голосом шелестит Заболоцкая. – Охренеть не встать!

Только сейчас смотрю на неё и тут же прыскаю со смеху. Она выглядит так, словно у неё глаза сейчас из орбит вывалятся.

– Осуждаешь? – задаю мучающий вопрос.

– В своём уме, дура? Я за тебя рада! Нет, не так! Я тобой горжусь! Наконец ты перестала прятаться и вытащила голову из задницы, в которую тебя запихнули твои предки-диктаторы. Этот успех надо закрепить! – подскакивает на ноги и хватает сумочку. – Так, что тут у нас? Блин, только помада с собой.