Что делать теперь? Прыгать дальше? Нет, пожалуй, я не вынесу еще три прыжка вниз. Не психологически, ни физически. Слишком рискованно. Это на скалодромах я могу торчать часами, если мне их кто-нибудь дает, а здесь нет ни экипировки, ни страховки. Сорвусь, как пить дать сорвусь, просто соскользнут мои потные ладошки в нечаянный момент. А потом во всех газетах: “София Афанасьева покончила с собой сразу после свадьбы”. И похрен им, что я даже не собиралась.

Если бы балконная дверь была закрыта, мне бы все-таки пришлось перескакивать дальше, но… На мое счастье и балконная дверь открыта, и свет в номере уютно так горит. Хорошо. Это был этаж секс-вечеринки, комната пустая, видимо, её владелец зажигает либо в холле этажа, либо в каком-нибудь другом номере. Хотя почему? И этот большой и просторный, самое оно для оргий…

Позже я понимаю, что, встав под камерой, чтобы не палиться хотя бы сразу, я все равно на многое не обратила внимания. Не подумала, что включенный свет означает, что хозяин номера не так уж и далеко, не обратила внимания на брошенный на спинку кресла пиджак и шум воды тоже не услышала.

Поэтому, когда из ванной выходит мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами, — у меня, стоящей в проеме балконной двери, случается очередной приступ паники, да и он — он тоже замирает, разглядывая меня. Да-да, меня, на которой кроме белой шелковой комбинации и чулок и нет ничего...

2. 2. Попрыгунья-стрекоза

У него темные глаза.  Это, пожалуй, первое, что я вижу. И некоторое время больше я не вижу ничего, потому что просто замираю как тушканчик, столбиком. Будто меня поймали на месте преступления. У меня даже сердце биться на пару секунд перестает. На языке сухо.

Потом мой взгляд скользит дальше — по темным волосам, по простой, но очень мужественной прическе… Мой незнакомец — тонконосый, чем-то напоминающий хищную птицу.

Я знаю класс этих мужчин — класс моего отца. Они всегда заселяются в гостиницу и смотрят не на персонал, а сквозь него, вспоминая лишь тогда, когда “предмету мебели” надлежит выполнить свою функцию.

Господи, сколько ему лет? Он точно младше моего отца, причем ощутимо, но... Но между ним и мной совершенно точно больше лет разницы. Нет, в волосах нет седины, передо мной один из тех мужиков, которые с каждым своим годом матереют все сексуальнее, но все-таки…

Так, Соня, стоп, ты не будешь взвешивать сексуальность этого мужика. Не сейчас. У тебя и настроения нет, и вообще-то он тебе почти в отцы годится, и ты что, совсем шибанулась? Это у тебя так истерика обостряется?

Вообще оценивать этого мужика как секс-объект было нельзя. Ну потому что нельзя. Он был из тех, кто входил в помещение, окидывал тебя ленивым взглядом, взвешивая все за и против, а потом либо еле заметно кивал, соглашаясь, так и быть, до тебя снизойти, либо шагал дальше, оценивая все мимо проходящие объекты аналогичным образом. Оценивал всегда он, и таким не отказывали. Ну, почти все не отказывали, кроме всяких там хороших девочек, которые “но я Сереже отдана и буду век ему верна”.

Господи, ей-ей, вот лучше бы я ни в чем себе не отказывала и трахалась с кем попало. Может, в этом случае моему отцу не приспичило бы делать мою девственность пунктом моей “рекламной кампании”. Так, нужно не забыть устроить папе истерику по этому поводу. Да, не забыть! С пяти лет не практиковала, самое время обновить навык.

Гарантировал мою девственность. Капец, как мерзко это даже внутри собственной головы проговаривать. Что, папочка, других достоинств у меня не водится, да? Как оказалось — не водится и этого. Ну, по крайней мере, по Сережиным критериям не водится.