Челюсти сжались. Отец Джины никогда не испытывал ко мне теплых чувств. Да и к кому бы то ни было, если это не касалось денег. Чертов ублюдок.

"Тогда".

Это проклятое слово преследовало меня, словно эхо в пустом каньоне.

"Тогда".

Но тогда я не был тем, кто я сейчас.

Лос-анджелесский смог, окрашенный золотым закатом, окутывал город, когда двери гимнастического центра наконец распахнулись и я убрал телефон обратно в карман брюк. Джина, как обычно, опаздывала – вместо обещанных пяти минут прошло почти полчаса, и мое терпение начало иссякать. Но когда она появилась, ее улыбка была такой ослепительной, что я не мог долго злиться.

Я демонстративно взял Джину за руку, и меня поразило, насколько естественно это выглядело. Ее маленькая, хрупкая ладонь чувствовалась сильной в моей, словно так и должно быть: я и Джина, гуляющие рука об руку по улицам Города Ангелов.

Мы свернули за угол, но не успели сделать следующий шаг, как нас тут же окружила толпа репортеров, словно они выросли из-под земли.

Вспышки камер обрушились на нас и вопросы летели, так, что я едва успевал за ними:

– Джина, так это правда, что ты и Ноа – пара?

– Ноа, как долго вы встречаетесь?

– Это любовь или просто рекламный трюк?

– Как вы прокомментируете реакцию родителей вашей девушки?

– Джина, почему твоя сестра обвинила тебя в том, что ты флиртовала с ее парнем?

– Правда ли, что ты попала в олимпийскую сборную благодаря деньгам твоей семьи?

– Ноа, когда ты планируешь вернуться на ринг?

– Ты решил использовать дисквалификацию, чтобы уделить время личной жизни?

Я был ошеломлен. Еще мгновение назад здесь никого не было, а теперь нас окружала стая папарацци, их лица исказились в гримасе алчности. Я взглянул на Джину и увидел, что она тоже растеряна, словно олень, попавший в свет фар.

– Эй, все в порядке? – прошептал я, стараясь, чтобы никто не услышал. В конечно итоге, я ожидал, что нас где-нибудь настигнут фотографы.

– Да, просто… неожиданно, – ответила она, опустив взгляд к своим ярким кроссовкам, ее голос дрожал.

Я сжал наши руки сильнее, пытаясь придать ей уверенности.

– Я разберусь, – пообещал я и повернулся к репортерам, мой голос был твердым, как сталь. – Ребята, по одному, пожалуйста. У нас нет комментариев по поводу наших личных отношений.

Но репортеры не унимались, они продолжали задавать вопросы, словно стая голодных волков, пытающихся вырвать кусок мяса. Мои слова тонули в хоре вопросов и криков. Папарацци напирали, их лица были искажены азартом. Я почувствовал, как адреналин закипает в моей крови, и мне захотелось растолкать их всех, проложить себе путь силой.

Но я сдержался, стараясь усмирить дикого зверя внутри меня. Я знал, что любой мой импульсивный шаг будет использован против меня, как это всегда и бывало, будто на мне было чёртово проклятие, преследующее героя трагедии. Раньше мне было плевать, но теперь девушка рядом со мной была моей ответственностью.

– Джина, Ноа, посмотрите сюда! – крикнул один из фотографов, и вспышка, словно молния, ослепила меня. Я инстинктивно прикрыл глаза, пытаясь защититься от этого шквала света, и почувствовал, как Джина прижалась ко мне. Её тело было напряжено.

Проклятье.

Когда вспышки утихли, я открыл глаза и увидел, что папарацци отступили, оставив нам узкий проход. Я заметил, как Джина начала нервничать, её дыхание стало прерывистым, и понял, что пора уходить.

– Извините, нам нужно идти, – я вновь обратился к толпе людей с камерами, которые хотел разбить об их головы. Опять заставил себя сдержаться. Вновь взял Джину за руку, и повёл её за собой. Репортёры преследовали нас, но я не обращал на них внимания. Я знал, что завтра наши фотографии будут на первых страницах всех таблоидов, и что слухи о нашем “романе” будут только усиливаться.