– А, – пришлось приложить усилия, чтобы произнесли вслух вопрос, от которого замирало сердце. – Он ведь очнется, да?

– Я не могу дать никаких гарантий. Нужно верить. То, что он продержался год, – почти чудо. Давайте надеяться на него и в этот раз.

На другом конце коридора показались спешащие родители. Подойдя, они принялись что-то тараторить и расспрашивать врача, а я думала лишь об одном: год – это чудо? Всего лишь год. Это значит… Он мог умереть в любой момент, а я даже не подозревала об этом?

– Нужно верить и надеяться, – долетели до сознания слова врача, произнесенные уже для родителей.

И я верила. Я ни во что в этой жизни так сильно не верила. Именно тогда я поняла, что никакого чуда нет. Дедушка так и не очнулся.

– Посмотри, Макаровы даже не пришли. Ни отец, ни сынок, – ядовитый голос отца заставил вынырнуть из воспоминаний. – Вот и показали истинное лицо.

Зачем он говорит мне это? Будто в такой день мне есть до этого дело. Оказалось, что да, потому как через мгновение мой взгляд, словно заколдованный, прошелся по лицам присутствующих. Я не хотела, честно. Мне же наплевать, оно как-то… само.

И да, они не пришли. Ни в день похорон, ни на следующий, ни через неделю. Неделю, в которой каждый день проходил на автомате. Вставала с постели, ходила на пары, возвращалась домой, ела, заваливала себя учебой и ложилась спать. И так каждый день. Потому что так надо. Кому? Не знаю. Однако я мысленно повторяла это, и, кажется, было легче.

Вот только спорт остался в прошлом. Я пыталась. Правда пыталась. Но стоило лишь ступить на ковер… и все. Ступор. Ноги деревянные. Руки не слушаются. Желание заниматься отсутствовало напрочь. Убедить себя в том, что так надо, со спортом не получилось.

Родители злились, ругались, кричали. Я же безразлично смотрела на покрасневшее лицо отца, на сжатые губы матери, пропускала мимо ушей бесконечные нотации и ждала момента, когда им надоест устраивать мне разнос. И спустя неделю им все же надоело, и они оставили меня в покое.

В один из дней я вернулась с учебы позже обычного. Вернулась в пустой дом. Бродила по комнатам в гнетущей тишине, в которой отчетливо слышались мои шаги, да и только. Никого. Ни родителей, ни домработницы, что приходила несколько раз в неделю. И стало так горько, тоскливо и нестерпимо одиноко. Мне не хватало тепла. Объятий. Ласковых рук, проводящих по волосам. Мне не хватало дедушки. Я очень по нему скучала…

Шмыгнув носом, забралась с ногами на постель, достала телефон и, набирая номер, опустила голову на подушку.

– Слушаю.

– Мам, – прошептала, вытирая сорвавшуюся слезу. – Ты скоро вернешься?

– Что? Мирослава, говори нормально, я не слышу.

– Когда ты придешь домой? – спросила громче я.

– Не знаю. Сегодня иду на открытие салона красоты. Что случилось? – нетерпеливо спросила она.

– Я просто… пришла, а тебя нет. И папы тоже, – поджала ноги, свернувшись на постели. – Тебе обязательно там быть?

– Мирослава, – протянула, тяжко вздохнув. – Что за детский сад? Ты же не ребенок, в конце концов. Мне уже почти сделали укладку, к тому же Марина меня пригласила.

– Понятно, – не дождавшись ответа, сбросила звонок.

Влажная подушка раздражала кожу щеки, а слезы обиды застилали глаза. Буквы на экране расплывались, но я все же смогла выбрать нужный номер, снова нажав на кнопку вызова.

– Да? – отозвался отец. Было очень шумно и много голосов на фоне, сливающихся в единый гул.

– Пап, ты где?

– Занят, – сухо ответил он.

– А скоро приедешь?

– Ты же знаешь, что я не люблю, когда вы с матерью мне названиваете без дела. Можно не отвлекать меня без надобности? – холод, которым он окатил меня, убил напрочь все желание его увидеть.