Не отстанет! Зажмурив глаза и прикусив нижнюю губу, встаю с дивана, приподнимаю юбку, цепляюсь за пояс колготок, стаскиваю их вниз, когда капрон спущен до колен, неожиданно распахивается дверь кабинета.

Коротко взвизгиваю и огромными от удивления и ужаса смотрю на того, кто стоит на пороге.

– Ну ты и дрянь! – с отвращением произносит Гриша, смотря на меня со злостью и ненавистью.

– Ты кто? – как-то грозно летит от Виктора в сторону моего жениха.

– Гриш, – одновременно с новым знакомым.

Хлопок двери выдергивает из омута прошлого. Подрываюсь на ноги, торопливо спешу на встречу вернувшемуся мужу, с твёрдым намерением поговорить и убедить сделать ещё один тест, только в другой клиники. В голове роятся мысли, что в той лаборатории, в которой мы делали тест, есть знакомые у Зинаиды Петровны! А как она иначе могла провернуть такое?

– Ты какого хрена ещё здесь?! – сталкиваемся с мужем в коридоре, – я что тебе сказал?! – пронзает меня свирепым взглядом, – убирайся из моей квартиры! – рычит, что зверь.

– Гриш, – сдерживаю себя, чтобы не разреветься, – давай поговорим? – взмахивает руку вверх, словно ударить собирается, отшатываюсь, от испуга втягиваю голову в плечи.

– Нам не о чем говорить! Убирайся! – лютый взгляд исподлобья.

– Я не изменяла! Глеб твой сын! Давай сделаем ещё тест, в другой клинике! Прошу, Гриш, – голос дрожит.

– У Ситникова? – скалится муж.

– Можно и у него, – шепчу в душе появляется надежда, что он согласится.

– Сколько ты ему заплатила, дрянь? – шаг ко мне, нависает сверху.

– За что? – спрашиваю, не понимая его вопроса.

– За то, что прикрыл твою беременность от любовника и выдал её за ЭКО? – выплёвывает полную чушь.

– Что? – выговариваю с трудом.

Боже! Он сейчас серьёзно? Откуда он это взял?

– Ой! Только не надо так смотреть! Я больше не верю твоим лживым глазам! Убирайся, пока я сам тебя и твоего пацана не вышвырнул! Вон! – гаркает так, что стены квартиры вибрируют.

Смотрю на мужчину, что приходится мне мужем, и не узнаю этого человека! Он чужой, не тот за кого я выходила замуж, не тот с кем планировала беременность, с кем столько счастья испытала, не тот, кто любил меня, ласкал длинными ночами, клялся в любви.

Из детской раздаются плачь сына, лицо мужа искажается гримасой ненависти.

– Уходи, Алёна, на развод подам сам, раздела имущества не будет, эта моя квартира, то что есть на счетах, делиться тоже не будет, хватит с тебя того, что потратил все эти годы! И ещё, я подам иск, на все те суммы, что были потрачены на все ЭКО! Готовься платить, жёнушка!

Забежав в комнату к Глебу, бросилась к сыну, сейчас он был моей единственной отдушиной! Взяв малыша на руки, прижала к груди, стала покачивать, с огромным трудом сдерживая себя, чтобы не закричать в голос от той боли, что рвёт душу и сердце на тысячу частей.

– Не прощу, никогда больше не прощу, – шепчу, прижимаясь губами к тёплой щёчке сына, – хочет, чтобы мы ушли, мы уйдём, – не выпуская Глеба с рук, подхожу к комоду с детскими вещами, выдвигаю ящики по очереди, бросаю на кресло-качалку вещички.

В комнате Глеба нет ни одной сумке, приходится выйти из комнату и направится на лоджию, чтобы взять самый большой чемодан. Всё делаю очень быстро, боль и обида что хлёсткие удары плетью подгоняют скорее покинуть квартиру мужа.

Как попала кидаю вещи Глеба в чемодан, здесь не все вещи, но пока хватит, сын кряхтит на руках, ему не удобно, хочет высвободится, чтобы поползать или походить по мягкому ковру, но времени нет, да и не могу я его отпустить! Кажется, только оторву сына от себя, как тут же меня накроет, снесёт волной, что рвётся изнутри. Сейчас он моя якорь, что держит в штормовом море.