– Да пошли вы все! – рявкнул Женя, излив гнев на спертый воздух лестничной площадки.

Хлопнул дверьми и прошел на кухню. Всюду, на столе, в раковине, на полу, валялись пустые бутылки. «И я все это выпил? – мысль как бальзам остудила полученную рану. – Значит есть здоровье. А это главное!»

– Я вам всем … суки … – бубнил под нос, избавляясь от загаженных штанов.

«Только пиво!». Прохладный душ привел Женю в чувство. Вытираясь несвежим полотенцем, он твердо решил завязать. Раз и навсегда. Еще не поздно отмотать все назад. Утром пойдет к шефу. Извиниться, объяснит. Шеф мужик отходчивый, поймет. За руль конечно не посадит, но в гараж слесарничать возьмет. Сто процентов. Отец говорил что шеф ему жизнью обязан. Затем, сразу после работы, пойдет к Анжеле. Та наверняка у матери. От одной мысли Пуха пробил озноб. Унизительно и противно. Но что делать, надо жить дальше. Еще не поздно все исправить.

Банку выпил залпом. На этот раз не у входа в магазин, так как было светло и Женя был почти трезв. Зашел за угол. Вторая банка опустела незаметно. Пиво в похмельной голове забродило уверенностью в себе. Да, алкоголь придает уверенность. А не уверенный в себе мужик, это не мужик, а баба. Значит вот она истина – мужчину делает мужчиной алкоголь. Истина. Точно! А где истина? Истина в вине. Допивая третью банку, Женя подумывал вернуться в магазин. Время обеденное, до утра бутылка вина выветрится. А с завтрашнего дня все, ни капли.

Выбрав три бутылки вина, белое, розовое и красное, Пух вспомнил что безработный. Надо экономить. Выложил вино и взял водку. Немного посомневавшись, добавил в корзину пиво. На кассе вспомнил про истину и вернулся за вином. «В конце концов, – успокаивал он себя, – завтра на работу. Завтра я другой человек»

Очнулся от того, что кто-то теребил его за плечо:

– Эй, товарищ! Полундра! Пора в дорогу!

Пух поднял голову. Слипшиеся глаза открываться не хотели. Мозг, пытаясь расшевелить заклинившие шестеренки, отдавал тяжелой болью. Первое что вернуло память: он выходит из супермаркета. В руках приятно позвякивающие пакеты. Прикуривает сигарету и … ясная мысль, должно быть озарение: истину нельзя нести домой. Истина общая, ее дом улица. Неужели, как последний алкаш, отрубился под забором?

Вялая тревога заставила открыть глаза. Над ним стоял небритый мужик бомжеватого вида. Пух огляделся. Затекшая шея шуршала песком. Шкафы. Умывальник. Холодильник. Пустые бутылки. Он дома. Уже легче.

– Ты кто? – выдавил Женя из себя, чувствуя как свинцовый язык трется об пересохшее нёбо.

– Я Шура, братишка. Идем?

– Какой Шура? – глаза Пуха короткими рывками перебегали от бутылки к бутылке. Один глоток мигом поправит.

– Кажется мы слишком рано, – произнес другой, незнакомый голос.

Женя резко повернул голову, от чего мир снова погрузился в туман. Взгляд долго фокусировался, стараясь отобразить в сознании картинку реальности.

– Да вижу я, – с досадой согласился небритый, почесав голову под нелепой узбекской тюбетейкой, – придется подождать.

– Кого подождать? – промямлил Пух. Глаза нащупали содержимое в одной из батареи бутылок. Потянулся за ней. Острая боль резанула под ребрами. Мир опять погрузился в туман. Казалось не усидит на табурете. Опрокинется на пол. Но нет. Заветная бутылка оказалась в руках.

– Будешь? – гостеприимно предложил небритому.

– Неа, – покачал тот головой. – Пивком полирни. Вон та банка почти полная.

– О! – обрадовался Пух сообразительности незваного гостя. А может званного? Женя не помнил. Это разозлило его и он с ожесточением приложился к горлышку. Стало хорошо. Крылья снова расправились. Туман рассеялся. И главное – захотелось жить. Пиво добавило уверенности и определенности.