Никита же целовал беспощадно и бескомпромиссно, совершенно по-собственически врываясь в мой рот языком, сминая губы и жадно выпивая каждый болезненный стон. Его жёсткая щетина натирала чувствительную кожу, руки твердо удерживали в нужном ему положении, и у меня не было ни малейшего шанса помешать ему творить это со мной.
Я не могла двигаться, не могла плакать и, тем более, кричать. Все, что он мне оставил - это редкие глотки воздуха и слабое беспомощное хныканье в моменты, когда он на секунду отрывался от меня, смотрел черным пьяным взглядом и опять обрушивался на измученные губы.
Я совсем ослабла от недостатка воздуха и дикого стресса, и обмякла, не в силах больше сопротивляться и находиться в таком напряжении. Перед глазами поплыли темные прозрачные круги, тело налилось противной тяжестью и я повисла в горячих объятиях.
Никита сразу отстранился, придержал меня за плечи, посмотрел в потухшие заплаканные глаза и тяжело выдохнул, после чего подхватил под бедра и пошел со мной на руках по коридору.
В спальню.
****
- Не делай этого.. - Очередной короткий всплеск борьбы сменился чувством безысходности и невероятной усталости.
Я уронила руки на постель и отвернула голову в сторону, чтобы не видеть дикий взгляд моего незнакомого друга. Ему это не понравилось и жёсткие пальцы вернули мой подбородок в прежнее положение. Он хотел смотреть в глаза.
А я хотела умереть и не чувствовать этих прикосновений.
Не знаю, что произошло с Никитой, но вел он себя как зверь. Голодный, жадный, подверженный только животному инстинкту. Его руки гладили и трогали меня, губы оставляли болезненные засосы на шее и верхней части груди, глаза пылали восторженно, но твердо, и я с каждой секундой все больше убеждалась - не отпустит.
То, что мое сопротивление лишь сильнее раззадоривает его, я поняла сразу, но просто лежать и позволять ему делать это с собой я не могла, поэтому противостояла так долго, на сколько хватило сил, вызывая своим барахтаньем глухое рычание обезумевшего Никиты.
Прикосновение между ног мобилизовало крохи энергии в обессилевшем теле и я вскинулась, пытаясь сбросить с себя неподъемное как камень тело моего теперь уже бывшего друга.
Никита уперся горячей щекой мне в висок и замер, опаляя шумным дыханием ухо. Его пальцы продолжили поглаживать плоть под хлопковой тканью, а я дрожала и опять плакала, наверное в тысячный раз за этот жуткий бесконечный вечер.
- Никит, как ты можешь так поступать со мной… Мы же… Ты же.. Я никогда тебя не прощу..
На Никиту мои слова подействовали слабо. Ещё один взгляд наполненный темным водоворотом немыслимых эмоций, сожаления и непонятной боли, еле слышное "Прости" и новый поцелуй, одновременно с которым мужская ладонь настойчиво проползла под тугую кромку белья и я почувствовала прикосновение шершавых подушечек пальцев к самому нежному месту.
Бедра инстинктивно сжались, но палец лишь проник глубже, задевая чувствительную точку и заставляя меня бессильно рыдать и извиваться.
Когда Никита сорвал с меня белье, я мысленно поставила крест на своей жизни и попрощалась со всеми родными и дорогими мне людьми. Не знаю, что именно я сделаю, но жить после такого я просто не смогу. У каждого человека есть свой предел и в эту самую секунду наступил мой.
Вместе с принятием своей судьбы пришло и полнейшее безразличие к телу. Я перестала сопротивляться и замерла, продолжая только мелко вздрагивать от непривычных грубых прикосновений к местам, которые до этого никогда такого не ощущали.
Никита продолжал с жадностью оголодавшего безумца целовать мое тело, спускаясь болезненными укусами-засосами от груди к животу и еще ниже - к бедрам. Я только прикрыла глаза и сильнее закусила нижнюю губу, когда горячее дыхание опалило низ живота. Никита уже не просто тяжело дышал - он стонал и рычал, с упоением вжимаясь лицом в нежную кожу, царапая меня щетиной и заново начиная пугать звериной несдержанностью.