– Как Прэзар связан с Богом?

Виктор с таким воодушевлением, с такой радостью выслушивает этот вопрос, что бутылка водки становится для него вещью второго плана – ненадолго, правда.

– Ита-ак, – Полански победно хлопает ладонями. – Пришло время интересный историй.

Юноша оглядывает меня и Джин и как-то резко вскакивает с места.

Бутылку он забирает.

– Садись сюда, – говорит он Джин. – А то я как-то разделил вас, нехорошо.

Девчонка садится поближе ко мне.

Виктор перемещается на её место.

Все в круге резко затихли, ожидая повествования – продолжала играть только музыка. Подростки внимательно наблюдали за телодвижениями будущего рассказчика и терпеливо, с улыбками ждали, когда он заговорит. Они знали историю. Они хотели увидеть реакцию новоприбывшей.

Неинтересно, по всей видимости, было только Розмари.

Она лишь язвительно выдала:

– Про свои туалетные приключения расскажи.

– Позже! – крикнул в ответ Полански. – Сейчас у нас основы.

– История про Бога – это далеко не основы, – замечаю я.

Я тоже хотел увидеть реакцию Джин.

Виктор тянется за кальяном и долго затягивается, подрывая общественное терпение.

– Да, – Полански выпускает клуб дыма. – Но человек попросил.

– Человек ждёт, – Джин ухмыляется.

Мой русский друг затягивается ещё раз и начинает историю.

– Дело было так, – говорит он. – Этот придурок, – он указывает на меня трубкой кальяна. – Решил попробовать традиционный русский напиток yorsch2. Но то по-заморски, по-вашему же – водка с пивом.

– Бо-оже, – тянет Джин.

– Он выхлестал всю водку и всё пиво из горла в одно рыло, – продолжает Полански. – Напился, как чёрт. Ушёл курить, а там трещал с кем-то полчаса на улице. Зимой. В своём несчастном худи.

Виктор выпивает немного водки, оттирает лишнее со рта и говорит:

– Привожу его обратно, сюда, – тут он быстренько стреляет сигарету у мальчишки напротив, закуривает и продолжает: – Спрашиваю: «Это что сейчас было, друг мой?». А теперь внимание: с кем Коул Прэзар мог говорить полчаса у подъезда, учитывая, что время за полночь, а зимой особо не гуляют?

Я сдавленно ухмыляюсь.

Весь порочный круг давится диким хохотом.

Виктор чуть наклоняется к соседке и объясняет:

– С Богом, Джин.

Девчонка шокировано вскидывает брови.

Сквозь дрожащую от смеха улыбку я произношу оправдание:

– Он выглядел как Аль Пачино.

– Слышала его? – вскрикивает Полански, отпивая глоток своего напитка. – Он это помнит!

– Я твои русские рецепты пробовать больше не стану, – тут же вставляю я. – Даже не алкогольные. Что мы там готовили?

Подростки в кругу начинают улюлюкать и хохотать.

Виктор судорожно улыбается и пытается выговорить название «того самого» блюда.

Розмари раздражённо прячется в ладонях и цедит:

– Только не э-это.

Лесли, сидящая рядом с ней, громко смеётся:

– Я это помню!

– Bluyni! – вдруг кричит Полански под общий хохот.

Единственный, кто был способен сдерживать себя в этом комедийном цирке, – это я. Джин лишь непонимающе хмурится и ждёт хотя бы чьего-то краткого ответа.

Эту великую историю начинаю рассказывать я.

– Джин, – обращаюсь я к девчонке, и она тут же начинает слушать. – Он мне говорит: это как панкейки, только тоньше. У меня крыша поехала – представляешь, тонкие панкейки!

– Они мне три сковородки сожгли, – вставляет Гейз.

– Да плохие были сковородки, – тут же бросает Полански в наше оправдание.

– Антипригарное покрытие, Полански, – цедит Гейз.

– Отвратительные сковородки, – я также не остаюсь без комментария.

Розмари хочет сказать что-то ещё, но Виктор прикладывает палец к своим губам и делает длинное, успокаивающее «ш-ш», и та замолкает. Полански довольно кивает и отпивает водку из горла. Гейз смотрит на Джин и язвительно бросает: