Домой я все-таки позвонил. Тамара, жена, обрадовалась, думая, что учения кончились и меня, наконец-то, поймали. Ведь после возвращения из Приштины я из-за приближающихся учений в положенный отпуск так и не ходил. Но я ее расстроил, сказав о приказе полковника. За Солодовым не заржавеет, и в середине ночи он точно появится. Поэтому ждать следует на месте…

– Утром, может быть, приеду… – пообещал я не вполне уверенно.

– Может, поесть чего-нибудь привезти? – предложила Тамара. – Я быстро бифштексов нажарю… Фарш есть, в «микроволновке» мигом разморожу…

Для меня это – лишний повод для беспокойства. Когда она за руль садится, то при виде каждой встречной машины норовит в кювет колесом забраться. Удивляюсь еще, как она на права сдала, пока я в командировке в Приштине был… И пусть ехать-то всего семь километров, а по ночам встречных машин мало попадается, тем не менее, я не хочу на этой почве инфаркт заработать.

– Спасибо, не надо. Нас сейчас накормят…

Относительно «накормят» я, скорее всего, погорячился. Дежурный по штабу знал уже, что мы работали по пятому вводному варианту, и сам позвонил на кухню, тамошнему дежурному. Тот пообещал поскрести по сусекам и хоть что-нибудь доставить нам в гостиницу. С этой радостной вестью я и вышел к лейтенанту Димке. Он человек холостой, ему – что дома поесть, что в столовой, что в гостинице – разницы мало. Разве что ночной ресторан с парным поросенком предпочел бы… Но ночного ресторана в городке нет. И потому лейтенант даже обрадовался…

Полковник Солодов приехал утром рано, еще за два часа до общего подъема в дивизии.

Дежурный по части позвонил мне и сообщил, что выслал за начальником штаба машину, и потому я ждал вызова, уже умывшийся и побритый, посвежевший, отдохнувший, словно не было за спиной пяти дней учений – так, по крайней мере, зеркало показало. Надеюсь, я не ошибся, потому что не люблю перед командованием выглядеть уставшим и помятым. То же самое я порекомендовал и лейтенанту Димке. Но он и по возрасту, и по характеру на подъем легкий, и потому подготовился даже быстрее меня. Да ему и не надо было так старательно бриться, потому что лейтенантский пушок на верхней губе не требует таких усилий, как седоватая щетина на майорском подбородке.

Я не знал еще, вызовет полковник меня одного или вместе с лейтенантом, и потому приказал Димке быть готовым ко всему.

Солодов вызвал меня одного…

В кабинете полковника было уже людно. Я ожидал этого, потому что у крыльца штаба стояло несколько машин, которым в другое время делать здесь было нечего. Причем машины не наши, без традиционной эмблемы ВДВ. Дверь в кабинет была распахнута, навстречу мне выходил капитан-шифровальщик, и я, до того, как войти, успел рассмотреть присутствующих через его плечо.

Двое были в гражданской одежде, хотя по сдержанным лицам я бы принял все же их за людей военных. Еще двое, полковник и подполковник, носили на погонах красные просветы и петлицы красного цвета, следовательно, к нашей дивизии отношения не имели. Один подполковник был в нашей форме, но не из нашей дивизии. Подполковников в дивизии я знал всех. Впрочем, за те полгода, что я провел в Приштине, здесь могли появиться и новые офицеры.

Солодов увидел меня в дверном проеме.

– Заходи, Виктор Евгеньевич, чего стоишь…

Таким образом, мне даже стучать в дверь и спрашивать разрешения войти не потребовалось.

Полковник жестом остановил мое желание начать доклад.

– Ладно… Это потом… Сейчас у нас другое дело «кипит»… Садись…

Кабинет начальника штаба за время учений изменился. Сбоку от рабочего стола, там, где раньше стоял маленький столик для телефонов оперативной связи, теперь стоял большой стол, и на нем – пять мониторов. Компьютеров видно не было, должно быть, под столом для них вполне хватило места. Сейчас были включены три монитора. Из чего я сделал вывод, что три наши оставшиеся группы выдерживают учения успешно.