Карту села в разных ракурсах и с различным увеличением мы сохранили на жестком диске ноутбука. Чтобы можно было при необходимости что-то посмотреть. И снова тренировались…

Но у меня работа не пошла… Она не пошла еще с предыдущего вечера, когда я закончил читать документы и начал обдумывать прочитанное. И если лейтенант Димка и старший прапорщик Луценко спокойно «перелезали» через каменный забор, то я сразу «убегал» на горный склон, где, собственно, и рассматривать-то было нечего. Руки не слушались. Подполковник Турбин недоумевал, потому что после первого дня занятий надеялся уже, что сможет сделать из меня высококлассного специалиста. Сам так сказал… И только я один понимал, в чем дело…

Мысли были другим заняты…

В момент, когда требовалось предельно сконцентрироваться на одновременном действии двух рук, управляющих парными ММК-джойстиками, я думал совершенно о другом, и не думать об этом не мог… Выше моих сил было не думать об этом…

После ознакомления с документами, что мне предоставили, настроение подняться не могло.

По официальной версии ФСБ республики, старший лейтенант Бобрынин имел какие-то контакты с подполковником ФСБ Магометовым и двумя офицерами его отдела. Предполагается, что Магометов в чем-то подозревал Бобрынина, хотя допрашивал не официально. Возможно, речь заходила о Мадине Астамировой, подружке Саши, и подполковник Магометов предупреждал старшего лейтенанта об опасности таких отношений. Потом события стали разворачиваться круто. Одновременно с исчезновением старшего лейтенанта были убиты оба офицера из отдела Магометова, а вечером того же дня вместе со всей семьей и сам подполковник Магометов. Как версия, рассматривался вариант, что к этому зверскому убийству причастен старший лейтенант Бобрынин. Эта версия отвергалась командованием дивизии. Другая версия – о возможности задействования подполковником Магометовым старшего лейтенанта Бобрынина в операции ФСБ – не находила документального подтверждения.

Но, помимо обвинений, была еще распечатка разговора, записанного на диктофон. Саша говорил с каким-то неизвестным человеком, называя его Мовсар. Если вдуматься, это была настоящая вербовка. Совершенно неприкрытая… Кассету от диктофона нашли в столе подполковника Магометова, и она считалась основной уликой. Я перечитал распечатку много раз, «вслушиваясь» в напечатанные слова, как вслушивался бы в произнесенные вслух. И не улавливал обычных интонаций Саши. Голос вроде бы его, но говорил как будто и не он…

Тем не менее, обвинение при наличии такой улики было уже серьезным…

И это все касалось моего брата…

Так ставить вопрос мог только человек, совершенно не знающий его. Скорее, меня можно было бы обвинить в этом с большим основанием, учитывая мой несдержанный нрав и склонность к нестандартным действиям. А Саша всегда был законопослушным и дисциплинированным. Он и родителей слушался, и меня, и учителей. И вообще любил, чтобы им командовали. Конечно, самостоятельным он тоже был, но вся его самостоятельность всегда укладывалась в социальные рамки. Наверное, в училище он даже в «самоволки» не ходил, как ходил любой другой курсант…

И такое обвинение…

В середине ночи нас отправили спецрейсом на Ханкалу, и уже из одного этого – когда ради трех членов оперативной группы и одного пленного десантника гоняют самолет! – я сделал вывод, что нашей операции придается огромное значение. Экипировка была обычная, базовая, если не считать дополнительного вооружения старшего прапорщика Луценко. Помимо штатного «винтореза» он вез с собой арбалет. Это не каприз любителя экзотики, а необходимость. Пуля «винтореза», если случается стрелять в собаку, пробивает тело животного даже по длине. А арбалетная стрела остается в теле и убивает быстрее. Луценко, имеющий на счету две командировки в Чечню, пояснил, что там, куда мы направляемся, это может пригодиться.