По всему коридору была разбросана одежда, а из-за закрытой двери спальни доносились громкие женские стоны. Не знаю, сколько я так стояла. Когда я очнулась, то обнаружила себя стоящей у двери и открывающей ее. Ну зачем, зачем я это сделала? Картина, открывшаяся передо мной, еще долго будет стоять у меня перед глазами. Длинноволосая блондинка, выгнув свою спину, словно дикая кошка, скакала верхом на моем любимом. Макс, впившись пальцами в ее ягодицы, самозабвенно терзал ртом ее сосок, от чего девицы начинала стонать еще громче. Вот мужнина немного приподнял блондинку и начал сам подаваться вверх. Несколько особо сильных толчков, и он с глухим стоном взрывается внутри нее.

Точкой в этом безобразии стали мои громкие овации. Услышав их, любовники метнулись друг от друга. Я, не желая больше все это лицезреть, развернулась и выбежала прочь из этой чертовой квартиры, не слушая несущиеся в мне в спину мольбы Максима.

Я остановилась, лишь пробежав несколько кварталов. Телефон надрывался от входящих звонков и смс, легкие сдавило от нехватки кислорода, глаза горели от льющихся из них соленых слез. Занеся ставший в одно мгновение ненавистным номер в черный список, я отправила сообщение подруге с просьбой переночевать сегодня у нее и, получив положительный ответ, вызвала такси.

Машина приехала довольно-таки быстро, не заставив долго ждать. Завалившись на заднее сидение, я кое-как выдавила из себя адрес подруги. Добродушный водитель, видя мои рыдания, молча протянул мне пачку бумажных салфеток и, включив негромко музыку, поехал по нужному маршруту. Всю дорогу слезы так и не прекращались, норовя утопить меня в этом соленом море нескончаемой боли. Ну почему? Почему все так? Неужели я не заслуживаю хоть немного счастья?

– А я тебе говорила и не раз, что му*ак твой Макс! – никак не унималась Настя. – Но ты же у нас девочка взрослая, других слушать не приученная! А я ведь тебе лишь добра желаю.

Ну все! Настена села на своего любимого конька. Нет, вы не подумайте, она это не со зла, просто прекрасно знает, что сюсюканьем мне точно не поможешь. Я не выношу, когда меня кто-то жалеет. Мне для восстановления моего душевного равновесия лишь хороший пендель помочь способен, вот подруга как раз этим в избытке меня второй час и снабжает. Слезы давным-давно высохли. Возможно просто кончались, а возможно подействовала анестезия в виде красного полусладкого.

– Значит так, – заключила подруга, разливая остатки вина по бокалам, – прекращаем страдать по всяким недоумкам и начинаем абсолютно новую жизнь с чистого листа! И в этой жизни никаким козлам, вроде твоего бывшего, места больше нет!

– Да я и не страдаю. Знаешь, даже кажется, что камень огромный с плеч упал. Я всегда думала, что люблю Максима, что хочу прожить с ним вместе всю жизнь. Но вот увидела его с другой, и ничего… Нет, мне конечно больно и обидно, что он со мной так по-скотски поступил. Только вот чувства потери родного человека нет. Может я еще не до конца это осознала?

– Нет, милая, просто человек он не твой, и ты подсознательно это всегда ощущала, только себе самой до последнего признаться в этом не хотела, – высказала подруга то, о чем я и сама уже не раз задумывалась.

– Может ты и права… – полностью согласилась с ней.

Я задумчиво смотрела в окно, где во всю кипела жизнь. Люди спешили с работы, суетилась. Подруга права, надо идти дальше и начинать строить жизнь заново. А ведь я совсем забыла поделиться с подругой еще одной новостью.

– Настюш, помнишь я говорила, что Решетников предложил мне перевод в Питер? – напомнила подруге наш недавний разговор.