— Я обезьяну хочу, — понизив голос заговорщицки шепчет девочка. — Живую!

Расплываюсь в улыбке, как чеширский кот.

— Этого добра у меня хоть отбавляй. Хочешь покажу?

— Как покажешь? — недоверчиво смотрит на меня малышка. Её серые глаза с опушкой из длинных чёрных ресниц удивлённо распахиваются. — Они же в Африке!

— В телефоне пока.

— Хочу! — она выбирается из-под одеяла и подползает ко мне ближе. Тёмно-русая прядь волос падает ей на лицо, и я протягиваю руку, чтобы заправить непослушный локон за ухо.

— А ты правда подаришь мне обезьяну? — останавливается малышка на полпути и склоняет голову набок.

— Честное дедоморозовское, — со мной творится что-то невероятное. Одним взглядом, вот этим с поворотом головы, малышка окончательно пленила меня.

— Я стихи знаю. Если надо сейчас расскажу.

Подхватываю малышку и усаживаю к себе на колени. Горин, что с тобой? Ещё расплачься от умиления и здрассьте старость! Тёплое тельце под хлопковой пижамой с котятами доверчиво жмётся ко мне. Я беру в ладонь крошечную пятку.

— Чего ноги-то холодные такие?

— А у меня всегда холодные, — малышка устраивается у меня поудобнее на коленях. — Но вообще я не мерзлявая.

— Мерзлявая, — улыбка теперь никогда не сползёт с моего лица что ли? — Где ты слово-то такое выкопала?

— Люська так говорит, — малышка заглядывает мне в глаза. — Читать стихи?

— Читай, — киваю я. — Только давай мне в ладонь вторую пятку. Погрею.

Малышка сует мне в руку вторую ледышку и кашляет в кулачок.

— Не мерзлявая, а кашляешь, — я выпускаю пятки из ладони и натягиваю одеяло малышке на ноги. — Вот так теплее будет.

— А может сначала обезьян покажешь? — хитро прищуривается она.

— Уговорила, — снимаю блок с экрана телефона и быстро смахиваю картинку заставки. Она не для детских глаз. Нахожу фотки из своего питомника и показываю малышке:

— Вот это Моцарт, он большой и сильный орангутан, а это Джоанна — его подружка.

— Такие огромные! — у малышки загораются от восторга глаза, но она тут же вздыхает. — Мне мама таких не разрешит. Она собаку-то не разрешает. Говорит квартира маленькая.

Я обнимаю её и листаю дальше.

— Не расстраивайся, есть и поменьше обезьянки. Вот это шимпанзе Дони и Мики.

— Как они одеты смешно, — звонко смеётся малышка. — И кушают из тарелки!

— Да, но они жуткие хулиганы. А вот это макаки, жуткие ворюги. Тащат всё, что не приколочено.

— А у нас и воровать нечего, — пожимает плечами малышка и снова поднимает на меня глазки. — Хочу всех, дедушка.

Снова недоверчиво смотрит на меня и добавляет:

— Какой-то ты всё-таки не дедушка совсем.

— Я его сын, — делаю серьёзное лицо и в голове всплывает старая сказка. — Декабрь. Сегодня мой первый день, вот я и пришёл.

Недоверие сменяется на детском личике восторгом:

— Декабрь? — маленькая ладошка вновь касается моей щеки. — Младшенький значит.

— Типа того, — нормально я ребёнку по ушам проехал. Выгонят из команды, буду на утренниках выступать. — Стихи будут?

— Слушай, — малышка снова покашляла и затараторила: Жили-были три китайца – Як, Як-Цидрак, Як-Цидрак-Цидрон-Цидрони, И еще три китаянки – Цыпа, Цыпа-Дрипа, Цыпа-Дрипа-Лампомпони. Поженились Як на Цыпе, Як-Цидрак на Цыпе-Дрипе, Як-Цидрак-Цидрон-Цидрони на Цыпе-Дрипе-Лампомпони. Вот у них родились дети: у Яка с Цыпой – Шах, У Як-Цидрака с Цыпой-Дрыпой – Шах-Шарах, У Як-Цидрак-Цидрони с Цыпо-Дрыпой-Лампопони – Шах-Шарах-Шарони.

Я оторопел:

— Это прямо сериал какой-то. Ну ты даёшь! Это вас в садике такому учат?

— А я в садик не хожу. Болею часто… Не пойдут такие стихи? — расстроилась малышка, и в глазах блеснули слёзы.

— Нет, что ты? — бросился я её утешать. — Я просто думал, что будет что-то про Таню и мячик.