Благо опять несчастье спасло. Нашли парня в лесу уже к вечеру четырнадцатого дня, подранным, в рваной одежде, но живым. Оказывается, на него вышла стая волков. Глупые животные не знали, чем может обернуться встреча с Недомыкой, и напали на, казалось, безоружного человека. Ждан со страху заработал кулаками, как слепой каратист на разборке. Во все стороны полетели зубы, клочки шерсти, послышался хруст костей. Его подрать, конечно, успели, волки напали со всех сторон сразу, но вот какая незадача, стоило коснуться человека, как ноги вдруг заплелись, цеплялись друг за друга, а вместо одежды и плоти жертвы в рот попадали лапы и хвосты соплеменников. Хруст и визг усилился. Пятеро волчар погибли смертью храбрых, перегрызя друг другу глотки или получив увечья, не совместимые с жизнью, а шестеро выживших, как могли, ухромали в чащу, подальше от страшного двуногого существа. Недомыка – рваный, подранный, весь в соплях, слюнях и расстройстве – долго вертелся на месте, полагая, что противник отступил, дабы перегруппироваться и напасть с тыла. Что такое «тыл», он не знал, но звучало некогда услышанное и некстати вспомнившееся слово невероятно пугающе.

Когда на него вышла поисковая группа, Ждан решил, что, как и лошадь с телегой перед овином, – это маскировка, а на самом деле сие не люди есть, а волки позорные. Поселяне едва избежали лютой смерти, и спасло лишь то, что родители недоразумения оказались среди них. И то Недомыка долго присматривался к родственникам, учинив им настоящий допрос с пристрастием, сто раз задавая один и тот же вопрос:

– Мама, папа, это вы?

Лишь когда терпение родителей сошло на нет и они решили бросить тупого дитятю в лесу, Ждан поверил, что это не обман зрения и не морок. От радости он переломал пятерым кисти, троим слегка повредил шею, а староста лишился природной целостности нескольких рёбер и едва не погиб в стальных объятьях потеряшки. Кто успел, прыснул в разные стороны и, по-партизански прислушиваясь и приглядываясь, вертался домой огородами. Но прежде чем зайти в село, каждый долго пялился в ночь, словно на предмет наличия супостата.

В общем, люди начали сторониться Ждана, а когда исполнилось пять лет, хотя выглядел как двадцатилетний крепыш, вообще избегать. Как увидят, что из дому вышел, так во дворы забегают, калитки, ставни, двери едва не заколачивают. Видели родители, что не будет сыну жизни в селе, вот и решили – пусть по миру походит. Они снарядили дитятю, как могли: дали провизии на пару дней, обрядили в свежую белую рубаху, чёрные штаны с карманами, сапоги, дали немного денег и отправили из села с Родом. Бродил Ждан по миру долго, почти трое суток. Кривая вывела на большой тракт, а уж он к первому населённому пункту: первому и последнему, где попытался устроиться на работу.

Крупный посёлок под названием Мастера, больше напоминающий небольшой город, удачно расположился на пути торговых и финансовых потоков между крупными городами Словенском и Перемышлем. Приходящие в него обозы и люди из обоих городов постоянно в чем-то нуждались. Оно и понятно, дорог тогда хороших тоже не было, из-за чего упряжь растягивалась, подковы стачивались или терялись, провиант заканчивался, да и поспать в человеческих условиях даже конь не откажется. Поэтому бизнес, представленный ремесленными мастерскими, конемойками и постоялыми дворами, процветал.

Ждану радовались в каждом предприятии, поскольку нехватка рук в таких местах ощущается наиболее остро. Особенно если учесть, что новоприбывший брался за любую, даже самую грязную и тяжёлую, работу. На скотном дворе ему доверили вывоз навоза, в одном из постоялых дворов – роль вышибалы, в кожевенных мастерских – отмачивателя кож, у горшечника посчастливилось поработать мешальщиком глины, кузнецу требовался подмастерье. Результат оказался плачевным для всех. Но обо всем по порядку.