– Давайте мы поедим для начала, Пал Семёныч, – предлагаю я первое, что приходит на ум. – А после…

– Заходи, заходи, соколик. – Я слышу громкий голос бабули и даже выдыхаю.

Бабушка сейчас поможет разрулить всё, но мозг начинает усердно бить тревогу. Кого это бабуля назвала соколиком?

– Ой, здравствуй, баба Глаша. – Паша расплывается в фирменной задорной улыбке.

– Пашка, ты опять приехал нас объедать! – весело кричит бабуля и заходит на кухню.

– Да вы что? – игриво возмущается Паша, но вдруг его улыбка начинает меркнуть, а я напрягаюсь всем телом.

И до того, как понимаю, что происходит, слышу:

– Всем добрый день. – Всё такой же подтянутый, высокий, и даже в самой обычной шерстяной рубашке и ватниках, выглядит…

– Павел Семёнович Митькин, – громко представляется Паша, поднимаясь с места, и протягивает руку Велере. – Участковый. А вы?

Валера осматривает Пашу, который ростом ниже его почти на голову, и спокойно отвечает:

– Валерий Козырев. Если вам это что-то скажет.

И столько превосходства в его голосе, что Паша сначала даже тушуется.

Я же замираю, вспоминаю нашу первую встречу. Почти такой же. Хотя сейчас он стал мужественнее, что ли. И столько силы в его позе.

Но добивают меня не воспоминания и то, что Валера так и не протягивает руки Паше, а мой сын.

– Здравствуй, дядь Валер. – Ваня радостно поднимается и достаёт ещё один табурет из-под стола. – Садись с нами обедать. Мама сегодня свекольник приготовила.

Валера дёргается от обращения Вани, будто очнувшись от каких-то мыслей, и, улыбнувшись, говорит:

– Спасибо, Вань. Хотя я шёл сюда спросить у тебя, может, тебе помощь нужна с твоим снегоходом? – добавляет Валера, и по глазам сына вижу, что он попадает прямо в точку. – Но и от свекольника твоей мамы не откажусь, – говорит и садится рядом со мной.

А я хочу встать и убежать из кухни или притвориться, что меня здесь нет. Может, поможет?

Надеюсь только на Пашу, но вижу, что он тоже как-то нервно начинает поглядывать на нас, а я не могу сейчас заставить себя даже пошевелиться.

И тут заходит бодрая бабуля:

– Пашка, давай дуй к Фёдору Михалычу. У него корова телится. Ему помощь нужна. Пробегал только что, просил тебя позвать. – Говоря всё это, она идёт к печке, открывает кастрюлю, наливает себе свекольника и зовёт Ваню: – Унучик, подай тарелочку, я Валерчику налью свекольничка. – Замечая Пашу, который ошарашенно смотрит на бабулю, покрываясь багровыми пятнами, она бросает: – А ты чего расселся? Дуй давай. А то Михалыч ещё жаловаться удумает, если ты не поможешь.

– Бабуль… – нервно пытаюсь остановить бабушку, но куда там.

– А ты, Леночка, кушай, – нежно отвечает мне бабушка, будто не замечает моего умоляющего взгляда.

А Ване только того и надо. Он уже достаёт чистую тарелку, подаёт бабушке и только что не подталкивает Пашу на выход.

– Ну я тогда пойду? – неуверенно спрашивает Паша, осматривая нашу компанию. – Служба, – добавляет он и выходит из кухни.

Меня будто к месту приклеили. Я даже двинуться не могу. А ещё чувствую взгляд Валеры. И такое ощущение, что он хочет мне залезть под кожу, где и так всё горит. Горит и болит. Лёгкие наполняются запахом Валеры, а память-предательница начинает подсовывать картинки прошлого, отчего пальцы немеют, в глазах начинают плясать звёздочки.

Это, наверное, давление. Да, точно! Это давление. На погоду, наверное.

Господи, Лена, какая же ты дура!

– А ты и правда в технике хорошо разбираешься? – спрашивает Ваня, а я напрягаюсь.

– Ваня, некрасиво тыкать чужому человеку, – одёргиваю сына.

– Ну почему же чужому? – говорит Валера, а мне становится плохо от его тона, потому что мне кажется, что он сейчас Ване всё скажет, но он ведь не может знать. Не может же? – Мы с Иваном вчера ещё познакомились. И да, Вань, я хорошо разбираюсь в технике. С детства с отцом в сервисах проводил время. А сейчас у самого целая сеть сервисов.