Петрович опустил глаза, его взгляд наткнулся на прилетевшую к самым его ногам сережку и словно остекленел. Он поднял украшение, но вместо того, чтобы положить его на место, зажал его в кулаке. Постояв несколько минут, он положил сережку на туалетный столик и стал собирать остальные разбросанные в пылу борьбы с плюшевым побрякушки, внимательно их разглядывая. На лице его была глубокая задумчивость. Я решил убедиться, что моя мысль дошла до адресата в нужном мне виде, поэтому снова тщательно обтерся об и без того уже приобретшие аналогичный мне окрас штаны Петровича и выразительно мяукнул, вызывая его на разговор. Петрович отвлекся на меня, ссыпал все собранное на туалетный столик, а сам устроился на стульчике, сидя на котором Майка по утрам тщательно мазала на лицо всякую невкусную дрянь, и принялся рассуждать, пристально глядя то на меня, то на устроенный им на столике склад Майкиной бижутерии: “А вот скажи-ка мне Севочка, что-то немного у твоей хозяйки ярких украшений. Стало быть, каждый день она разодетая не ходит, а только по большим праздникам наряжается. Никакого праздника вчера не было, вроде бы. С чего бы ей разодеться? Так может и правда, сережку эту она потеряла, как и сказала, на Новый год? А почему тогда вторую не выбросила, а оставила на столике на видном месте? Ну допустим, думала, что ты вторую утащил и найти близняшку надеялась… Получается логично. А вот потерять сережку при борьбе и оставить вторую на виду сразу после убийства – нелогично. Швенза, конечно, у этой сережки треклятой ни к черту, могла легко при борьбе слететь, только вот вряд ли хозяйка твоя это бы заметила, так мы бы ее и застали в одной сережке. Да и не лежала бы она так аккуратненько под трупом, на самом видном месте. Места в лифте маловато, да. Может и могла, а, Сева? Только женщина такого здоровяка без борьбы задушить бы не смогла, пол в лифте скользкий, вот и получается, что сережка куда-то в сторонку бы отлетела. Только вот к протоколу мы с тобой эту логику никак не пришьем. По протоколу у нас с тобой улика получается, как ни посмотри”.

Петрович почесал меня за ухом и побрел обратно на кухню, приговаривая: “А снимем-ка мы с тобой, Севочка, с сережки отпечатки пальцев, а? Может чего и найдется?” Это безусловно был шаг к вызволению моей Майки из застенков, так что я, естественно, ему не возражал. Хотя и так утомился, разъясняя этому недотепе прописные истины, что и соглашаться с ним у меня сил уже не было. Поэтому я просто тихо мяукнул и растянулся посреди коридора. Задумавшийся Петрович быстренько обулся и вымелся вон из квартиры, попутно названивая кому-то с распоряжениями первым делом с утра поторопить лабораторию с экспертизами. Молодец! Нет, он, конечно, не семи пядей во лбу, мог и сам догадаться, да и объяснения мои могли бы до него побыстрее дойти, но не буду придираться. Важнее, что я веду расследование в нужном направлении, и также теперь располагаю источником информации, по совместительству моим личным Арчи Гудвином, готовым выполнять мои распоряжения, сколь бы сложно ни было их до него донести! Главное, чтобы он в пылу расследования не забыл завтра с утра зайти покормить своего Ниро Вульфа. А ведь у меня и так сплошная нервотрепка, эдак, не ровен час, я в ожидании возвращения Майки еще похудею!

Глава 5

Когда дверь за Петровичем закрылась, я задумался. Получается, не только сережка, но и удавка принадлежала Майке… Поясок от плаща. А давненько я не видел Майкиного плаща! Откуда же мог взяться поясок? Сейчас уже почти лето, тепло, предположить, что Майка могла пойти куда-то в плаще – невероятно. Да и я на что? Я же точно знаю, что никакого плаща Майка все это время не носила! Впрочем, мои показания ей вряд ли помогут просто потому, что как бы я ни старался, я не сумею их дать. Да и по предъявлению моего ветеринарного паспорта никто их как положено не оформит. Значит, нужно было дать инструкции моему, надеюсь, верному Арчи Гудвину, причем дать их таким образом, чтобы он их непременно понял.