Мне ничего не оставалось, как согласиться с его предложением. Тем более что мне это было даже на руку – я могла воспользоваться установленной в машине аппаратурой для записи нашего разговора. А это было совсем не лишним.

Я не сразу узнала Илью Степановича, когда он оказался в поле моего зрения. Что бы с ним ни произошло с тех пор, как я видела его последний раз, – это не лучшим образом отразилось на его внешности: он похудел килограммов на пятнадцать и выглядел лет на десять старше своего возраста.

Сообразив, что этот изможденный мужчина в сером плаще и есть известный мне человек, я включила магнитофон на запись и просигналила автомобильным гудком. Илья Степанович вздрогнул и неуверенным шагом направился в мою сторону.

– Госпожа Максимова? – спросил он с непонятной для меня робостью, которая никак не вязалась с его имиджем смелого ироничного человека.

– Да, это я вам звонила, – ответила я и, чтобы его приободрить, – никогда бы не подумала, что это понадобится при общениии с этим человеком, – улыбнулась и открыла перед ним дверцу.

– Извините, как-то неловко получилось… – начал он с оправданий.

– Да бросьте, это все неважно.

– Просто моя жена… – он замялся, подыскивая слово, – очень тяжело воспринимает происходящее…

Он произнес это с такой болью, что стало понятно, что мой визит был бы теперь крайне неуместен.

– Она все время плачет и уговаривает меня лечь в клинику…

– В клинику? – удивилась я.

– Да, в психушку, – сокрушенно добавил он. – Она считает меня шизофреником, и переубедить ее в этом невозможно… Тем более что я и сам иногда подумываю об этом.

– Илья Степанович, – предложила я, заметив, что он глаз не сводит со своих окон, – давайте проедем в какое-нибудь спокойное место, где нам никто не помешает, и там вы мне все расскажете.

– Пожалуй, вы правы, – согласился он, и вдруг лицо его исказилось странной неприятной гримасой, после чего Илья Степанович энергично тряхнул головой, словно пытаясь сбросить с себя невидимое, но омерзительное насекомое.

Через несколько минут мы покинули городскую черту и скоро припарковались неподалеку от лесополосы метрах в пятидесяти от московского шоссе.

Я бы с удовольствием воспользовалась этим и прогулялась по свежему воздуху. После десятка часов безвылазного пребывания в салоне автомобиля мне бы это совершенно не повредило. Но в этом случае у меня появились бы проблемы с записью нашей беседы. Кроме того, Илье Степановичу это вряд ли пришлось бы по душе, он и без того посматривал в сторону леса с явной тревогой.

Поэтому я ограничилась тем, что заглушила мотор и открыла настежь дверь со своей стороны.

После многочасовой работы мотора ночная тишина создала ощущение ваты в ушах, и только через несколько минут я поняла, что эта тишина обманчива. Жизнь невидимых обитателей леса не прекращалась с заходом солнца и сопровождалась целой симфонией специфических звуков: от шума ветра в ветвях деревьев до стрекота ночных насекомых.

Некоторое время мы с моим спутником прислушивались к таинственным шорохам, прежде чем возобновить разговор.

– Итак, Илья Степанович, – начала я и поймала себя на том, что говорю очень тихо, почти шепотом. – Расскажите мне все, что с вами происходит последнее время. Как можно подробнее и с самого начала. Когда это началось?

И мой тихий голос и неожиданно интимная интонация, видимо, подействовали на моего собеседника успокаивающе, я это почувствовала. И, немного помолчав, он произнес:

– Извините, я не запомнил вашего имени…

– Юлия, – почти шепотом ответила я.

– Спасибо, – неизвестно за что поблагодарил меня Илья Степанович и продолжил: – Честно говоря, я не знаю, что рассказывать… Все это вам покажется бредом. Я и сам еще пару месяцев назад не поверил бы ни единому своему слову.