– Растудыть твою налево, – прошипел Варун, – четверых отправляй рубить древо, остальным начеку быть, засада, как пить дать!

Никита обернулся и зычным басом отрывисто выкрикнул распоряжения. Четверо воинов спешились и нехотя побрели к преграде. Острые мечи вязли в смоле, работа застопорилась. Вдруг мутная жижа у берега заколыхалась и оттуда поползло что-то. В свете факела стало видно, что к ним из болота на карачках вылезал Малк, ушлый маленький силач, превосходно владеющий секирой. Выглядел он так, словно вернулся с того света. Судя по удивленным возгласам «лесорубов», с той стороны преграды тоже что-то происходило.

Наконец, бывший вояка из отряда Варуна полностью выполз из воды и встал перед лошадьми во весь свой невысокий рост. Странная улыбка растянула его бледное, перекошенное лицо. Узко посаженные глаза, излучая какой-то потусторонний, холодный свет, изучающе уставились на главу отряда.

– Вы что учинили, изверги? Куда пропали? Недоброе затеяли? Кому продались, иуды? – командир отряда засыпал предполагаемого перебежчика вопросами.

Тот не ответил, продолжая молча стоять, чуть покачиваясь и пристально рассматривая своего бывшего воеводу. Черные мокрые волосы, больше похожие на водоросли, свисали из-под шлема, закрывая глаза. Вода стекала с одежды и доспехов.

Лошадь главы отряда испуганно заржала и встала на дыбы, сбрасывая своего наездника. Последнее, что Варун заметил перед тем, как отключиться, ударившись затылком о камень, – большая темная тень, прыгнувшая на них сбоку.

Голова раскалывалась от боли. Лежа в темноте, Варун долго не мог понять, где находится. Он вроде бы лежал на чем-то мягком, в тепле и сухости. Наконец, глаза немного попривыкли, он увидел полоску света под дверью. Раздались шаги. В комнату кто-то зашел, освещая себе путь свечой.

– Не спится? – насмешливо спросил витязя знакомый глубокий голос.

От удивления тот вскочил на кровати, тут же пожалев об этом.

– Тихо ты! Головой знатно приложился, даром что жив остался. А ты тут извиваешься, как гадюка, – недовольно сказал вошедший, – на вот, испей-ка.

Он подошел к изголовью кровати, протягивая раненому воину деревянную плошку с темной жидкостью. Воевода испуганно отпрянул, пытаясь учуять, чем его хотят попотчевать.

– Не боись ты, аки красная девица. Думаешь, если убить тебя задумал, стал бы тащить к себе? И яд тратить? Эх ты, голова садовая!

Благодаря свечке Варун смог рассмотреть своего спасителя. Это был стареющий лысый мужчина с выдающимся подбородком и хитрыми черными глазами. Одетый во все черное, он походил на какого-то монаха-отшельника.

– Что приключилось? – простонал воин. – Где все наши?

– В болоте ваши спят вечным сном. Или уже рыскают окрест, тебя пытаются учуять. Да только не выйдет.

– Кто всех убил? – пойло действовало умиротворяюще, разговаривать было совсем лень, головокружение прошло, веки налились свинцовой тяжестью.

– Поспи пока, утро вечера мудренее. Завтра потолкуем как следует. Ничего не боись.

В самом глубоком месте болота, словно избушка Бабы-яги из сказок, на четырех массивных деревянных столбах стоял незаметный маленький домик серого цвета. Рядом чуть покачивалась привязанная толстой бечевкой утлая серая лодка. Быстрые тени, снующие по болотам в тот час, бесшумно прыгающие с ветки на ветки, ныряющие в воду, бегающие в тени деревьев, не раз оказывались рядом. Но словно заговоренные смотрели сквозь жилище «Мытаря». Ближе к рассвету все они исчезли, будто никого и не было.

* * *

Поселок Кукуево, расположенный в сорока километрах от города, многие называли «петербургской рублевкой». При наступлении миллениума старые ветхие домики, наследие советской эпохи, быстро исчезали с помощью суетливых строителей и грохочущей техники, а на их месте как грибы вырастали массивные особняки, которые будто соревновались друг с другом в масштабе. Все больше людей стремилось перебраться из суеты большого города в собственное жилье на лоне природы. Невысокие деревянные заборчики сменились настоящими крепостными стенами с видеонаблюдением по периметру, и казалось, что эпоха безвозвратно ушла, исчезла в златолюбии новых поселенцев. Однако, кое-где «памятники истории» все же выжили вопреки всему, не все старики еще распродали свое имущество, отчаянно цепляясь за воспоминания о былом. То тут, то там мелькали покосившиеся маленькие домики с трогательными застекленными верандами. Летними нежными вечерами сквозь неплотный тюль еще можно было разглядеть семейные чаепития. В испепеляющий июльский полдень, под солнцем, стоящим в зените, на огородах вялыми пыльными черепахами вовсю ползали кверху задом пенсионеры. Приехавшие на каникулы дети оживляли громкими играми тенистые улицы, а их прибывшие из города на выходные родители заставляли неширокие улицы машинами. Гармония сохранялась вплоть до осени, короткое питерское лето уходило, не попрощавшись, за горизонт, и на смену ему приходила угрюмая осень с серыми хмурыми днями, наполненными невыразимой тоской и моросью. Самые отчаянные дачники пытались ухватиться за последние прозрачные сентябрьские деньки, изо всех сил топили печь, пытаясь прогреть насквозь сырые комнаты с отклеивающимися обоями, но быстро сдавались, уезжая на зимовки в город. И тогда покинутые утлые жилища смотрелись совсем жалко, пустыми темными окнами завистливо наблюдая за тем, как кипит жизнь в соседских новостроях. Поселок наполовину пустел, оставались только его постоянные обитатели.