– Рыба играет поди али квакуха какая? – спросил сам себя здоровяк и тут же понял, насколько абсурдно его предположение. Сложно было представить такую рыбу, которая смогла бы выжить в таком месте.

Теперь непонятный шум раздался уже слева, ближе к мирно посапывающему Варуну. Они ехали через болота уже не первый день, но не слышали ничего, кроме шума дождя. Или всему виной незваный гость? Никита понял, что сумасшедший путник вряд ли смог так взволновать его, закаленного в боях воина, что ему теперь везде черти мерещатся. Противный хлюпающий звук донесся уже позади. Никиту замутило, ощущение какой-то вселенской тоски легло ему на плечи, и предчувствие чего-то худого поселилось где-то внутри. Так уже было, когда брали Киев вместе с Долгоруким. Благодаря чуйке Никиты им удалось предотвратить резню в ночном лагере. Тогда-то он и стал десницей Варуна, за проявленную смекалку получив почетное прозвище Хорт1.

Он понял, что медлить больше нельзя, и принялся будить своего командира. Тот упорно не хотел просыпаться, грозно хмурил брови, надувал щеки, отворачивался.

– А ну-кася подымайся, Варун. Беда неминучая в ворота уже стучится, кабы поздно не было. Надо покумекать, покудова живы все..

– Чего такое? – спросил Варун, плохо скрывая раздражение, но, едва увидев встревоженное лицо своего помощника, тут же забыл о своих сладких снах.

– Кто-то шастает во тьме во блатах. Токмо кто – неведомо, – Никита показал пальцем вокруг дороги.

– Сейчас не ночь на Купалу, чтоб русалки да кикиморы норов показывали, – Варун отвел факел в сторону и посветил вниз, прямо в мутную зеленую жижу, – да и кто там бродить может? Думаешь, засада?

– Поди знай, воевода. Надо ухо востро держать. Что там, мне неведомо, да токмо все одно, не к добру. Отряд надо бодрым держать, чтоб врасплох не застали.

Вместо ответа Варун, особым образом сложив руки, заухал совой, да так искусно, что отличить от настоящей птицы было невозможно. Обычно дружина шла в бой с грозным кличем, но тут обстоятельства были совсем другие. Миссия, на них возложенная, была тайная, так что нельзя было выдавать себя раньше времени. Условились на такие знаки. Раздалось шевеление, не поворачивая головы, Варун понял, что отряд уже не спит. Вдруг сзади раздался громкий вопль. Воевода понял – началось. На узкой тропе было не развернуться, не перестроиться. Враг заходил с тыла.

– Держи строй, – скомандовал ему Никита, спрыгнув с лошади в грязь и побежав на крики.

Он с трудом протискивался среди коней, пытаясь на ходу достать свой топор. Добежав до конца вереницы, понял, что зря бежал, все спокойно. Нападения не было. Он разозлился:

– Кто орал, шельмы?

– Галаш и Малк пропали, – испуганно ответил замыкающий часовой. Даже разговаривая со своим командиром, он не переставая оглядывался, водил факелом в темноте.

– Окстись, ты что баешь? – не успев удивиться, Никита уже понял, в чем дело – лошади перед часовыми никого не везли, лишь пустые седла.

– Добрые часовые, бдели аки соколы, балябы! – взвился он. – Коней назад, и чтоб мышь не проскочила!

Он пошел обратно, на ходу раздавая указания и призывы к максимальной бдительности. Весть о пропаже двух бойцов разнеслась в мгновение ока. Люди поняли – началось что-то очень жуткое.

– То есть вы хотите сказать, что вампиры изначально это что-то типа диких зверей по представлению славян? – задал Покахонтову вопрос очередной докучливый студент, воспользовавшись короткой паузой в монологе.

– Хороший вопрос, – похвалил того Дмитрий Александрович, – тут налицо дихотомия. Я могу лишь предположить, что вампиры со временем эволюционировали в более совершенную форму. То есть если изначально людей пугали просто монстры в ночи, то позже поэты и писатели наделили их умом и интеллектом, манерами и воспитанием. Вообще, вампиры – это отдельная песня в демонологии, о ней можно говорить бесконечно, и я не преувеличиваю. Почему они возвращаются в свой дом к родным и близким, чтобы съесть их первыми? Почему их надо пригласить? Почему они боятся серебра и распятия? Почему они боятся дневного света? На что способен испуганный человеческий ум, порой только диву даешься!