– С собой есть немного. Но бодрит так, что в нутре поколачивает!

Конечно, если живое принимать в мертвое.

– Взбодришься?

– Нет, – я отказался. – Оставь пока.

– Как знаешь! – Водяной фляжку прибрал.

– Мне дай! – Лешак лапы протянул, мигая пьяными зенками.

– А ты обойдешься! Чай, весь мертвечина? Это нам с Лешим надоть, у нас внутри кое-что живое имеется, а тебе будет с живой воды одна гадость!

– Жадный ты, – Лешак сплюнул.

– Ты почто в мою реку плюешь, нежить! Топи его, Леший!

Водяной наш уже хорошо поддал.

– Да в твоей реке чего только не плавает!

– У меня чистота образцовая и порядок! – Водяной обиделся. Добавил:

– А не я бы, так плавал бы тут заодно и один Лешак!

Я решил их разнять да спросил у Водяного.

– А… как ты тут? Тебя, что же, Кикимора твоя отпустила пьянствовать?

Не в коем случае не чтобы обидеть его зазнобу. Действительно она Кикимора.

– Э! Не! Говорю же, ночь Купальская, молодцы будут в речку нырять, а она на это дюже смотреть любит.

– Кикимора твоя смотреть любит на молодцов? – переспросил я. Может, что недопонял. – А тебе это не обидно?

– А чего? Она занята, а я вот с вами!

– А ежели зазноба твоя решит развлечься?

Лешак, слушавший про Водяного с Кикиморой, злорадно похрюкал.

– Дак а как ей с ними развлекаться? Если к ней в лапы попали, то всё – считай, покойники. Утопленники, стало быть. Живой то ей кто дастся?

– Так… и ты, Водяной, не больно живой, с тобой же она как-то умудряется.

– Я есть нежить сильная! – Водяной ударил себя в грудь. – Во всех смыслах, – добавил под хрюк Лешака, – и вообще, вы пить-то будете?

– Наливай.

И только Водяной наш в флягу полез, вынырнул к нему пескарик и ну что-то на ухо нашептывать.

– Ну вот – говорил же я! Так и есть. Утащила моя Кикимора под воду какого-то молодца!

– Ну так… Всё, посидели? Спасать поплывёшь? – спрашиваю.

– Сдался он мне? Молодцом больше, молодцом меньше. Пусть развлекается.

– Нехорошо же? – спросил я. – Всё ж таки на твоей реке бесчинствует.

– Сам не знаю, что ей в трясине не сидится? А тебе, Леший, жалко человека, что ли? Хорошо же сидим!

– Ну наливай, не задерживай.

А пескарик опять затрещал чего-то под ухом. Не выдержал я, поймал в руки рыбёшку.

– Я, тварь ты неразумная, любой глас лесной знаю, а вот по рыбьему не кумекаю. Чего ты трещишь?

– Ну дай послушаю! – Водяной рыбу забрал и к уху приблизил.

– Девка какая-то меня кличет. Просит помощи, называет Батюшкой.

– Какая ещё девица?

– Ну чьего молодца утопили, видать.

– А…

– Пить то будем? Фляги половина ещё!

– Спасать разве не пойдём? Обратилась честь по чести.

– Нам только пьяным кого-то спасать. В прошлый раз чуть Баюна не женили на моей Кикиморе. Ты, Леший, сватом был.

Может, с тех пор Баюнка злобу на меня затаил? А зачем тогда жизнь спасает? Непонятно.

– Ну если ж Кикимора до сих пор с тобой живет, стало быть, не сосватали.

– Сорвался план! – Водяной в сердцах шлёпнул по воде перепончатой лапой. – Да Баюн сильно сопротивлялся!

– Воду он не любит. Или баб вредных…

– Будь у меня жена добрая, разве бы я пил?

– Так женись на Кикиморе, может, она подобреет?

– Леший, ты когда сам научишься брагу ставить? – вдруг спросил водяной. Про Кикимору, видать, говорить не в мочь ему.

– А зачем? – не понял я.

– А как все людишки изведутся? Мало ли какой мор у них случится? А как мы жить будем-то! Без браги? Живой водой печень в один миг убьём! Научись, Леший, друг, а?

– А почто я?

– Ну а кто в лесу все травинки былинки знает? Неужто бражку не сообразишь?

– Из чего её настаивать-то?

Пескарик запищал пуще прежнего.

– Да помолчи ты, рыбина! – Водяной пришикнул. – Не разумеешь? Важные разговоры разговариваем!