В ответ – молчаливый кивок.

Наконец, под ногами твёрдое основание.

– Ты ведь у Беспоповцевых квартируешь?

– Да. А вы мама Хэппи?

Тучи над головой смыкаются. Бесхитростная, но мелодичная перекличка волн действует как снотворное. Лариса оглядывает кручу в поисках подходящего подъёма. Во время восхождения обе, экономя силы, молчат. И вот поросшее травой плато. Некоторое время они лежат, восстанавливая дыхание, но ночная зябкость не позволяет расслабиться.

– Вставай, а то простынешь! –командует Лариса.

Алька нехотя поднимается и смотрит на свои ноги. Кеды остались в глиняном месиве.

Они рысцой бегут к избам. А деревянные кони на крышах с недоумением следят, как облепленные грязьюфигуры движутся по мосткам. Вдруг Лариса застывает столбом:

– Лохушка! – она ударяет себя по лбу, отчего там появляется бурая отметина. – Надо в баню бежать!

«Московке»– без разницы: избавиться бы скорее от мокрой одежды!

Банька с готовностью принимает их в объятия. Первым делом бедолаги соскабливают с себя глину. Омывшись из чана-осталось от недавней стирки- натягивают сохнувшие в предбаннике халаты.

– Спасибо!– улыбается Алька, присаживаясь у печки-каменки. – Теперь я снова человек.

– А что ты на берегу делала?

– Гуляла…

– Одна?

– Я следила за… одной парочкой.

И девушка выкладывает всё, что с ней приключилось.

– Значит, тебе нравится Эрик…

– Я люблю его!

– Иностранец. Завидный жених.

– А какое это имеет значение?

– А то, что любая девка взасос мечтает о богатом муже!

– Но я тоже не на обочине себя нашла!-Алька повторяет Эллино выражение. И в нём звучит вызов. Лариса переводит стрелку:

– Знаешь, какая мне жуть привиделась… Там, на обрыве… Таракан! С кошку…

– Живой?

– Ну не дохлый же!

– Неудивительно. Здесь аура такая…

– Дело не в ней.

– А в чём?

– В контузии.

Альке требуется пауза, чтобы осмыслить услышанное. Лариса поясняет:

– Я, девонька, жизнью контуженная.

Альку знобит.

– Пойдём ко мне!– предлагает Лариса.

Воздух снаружи как будто застыл. Не шелохнутся и металлические махавки–флюгера на Анфисиной крыше – забава покойного Марка. Босые Алькины ноги пощипывает.

– Далеко ещё?

– Рядышком!

Лариса отпирает щеколду. Полуночницы пробираются в избу, где выводит носотрубные рулады Маринка-Хэппи .

– Давай в зал!

Поименованное на городской манер помещение представляет собой комнату в три окна. Посередине –круглый стол с плюшевой скатертью, чей цвет за долгую службу стал из лазоревого лиловым. Усадив гостью на старенькую оттоманку, Лариска уходит, а возвращается с носками.

– На-ка! Согрей ноги. А то застудишься. С Севером шутки плохи.

Алька натягивает носки:

– Тёплые…

– Баба Анфиса вязала… Из шерсти козы Марты. Вредню-ю-ющая!

– Ого, «Лунная ночь на Днепре!»– кивает гостья на репродукцию над старенькой оттоманкой.

– Подарок…

… Пока готовится чай, девушка решает порасспрашивать о могиле в лесу. Но тут на пороге появляется фигура в белой хламиде с вздыбленными волосами.

– Доця, а мы вот тут цаёвничаем!

– Я тоже хочу.

Никогда ещё горячий чай не доставлял Альке такое наслаждение, но, как говорят в Таракановке, в гостях хорошо есть и пить, а спать-дома.

– Мне пора.

– И то правда!– соглашается Лариса.-Соломка небойсь уж все жданки проела тебя ожидаючи!

–  Гуд найт!– Статический заряд Маринкиных кудрей уменьшился, и голова уже не выглядит устрашающе.

Гостья бросает прощальный взгляд на куиндживский Днепр. Почему-то здесь он производит на неё большее впечатление, чем в Третьяковке.

Над рекой – алая кромка зари. Её приветствует птичий хор.

Шпингалеты в горенке предусмотрительно открыты. Перевалившись через подоконник, квартирантка крадется к своему ложу- натянутая металлическая сетка принимает её округлившийся задок с недовольным скрежетом. Алька сидит, уставившись перед собой, но боковое зрение сигналит: в горнице кто-то есть. Девушка оглядывается, потом опускается на коленки.