«Гелентваген» уезжать из двора не спешил, словно надеялся, что кто-то освободит место. «Ну жди, жди!» – мысленно разрешила я и, зевая, потащила привычно отрывающий плечи кофр на последний этаж. В нашем некорпоративном подъезде лифт снова чинили.

До того, как все началось, оставалось час двадцать.

– Голубушка, Женечка, у вас потолок случаем не протек? – окликнула выглянувшая из квартиры слева соседка.

Соседка была из тех считаных экземпляров московских старушек, что дома ходят в юбке и блузке с камеей и каждый день носят антикварный черепаховый гребень, который год от года все хуже держится в редеющих волосах. Сколько лет моей соседке, в нашем подъезде не ведал никто. Еще во время нашего с Димкой вселения она показалась мне древней, хоть и колоритной старухой. За десять лет соседка ничуть не изменилась. Наверное, все ее возрастные лимиты были исчерпаны, и дальше меняться стало некуда.

– Не знаю, Лидия Ивановна, дома почти не бываю. А Димка и потоп может не заметить… Сейчас посмотрю.

Распахнув дверь и сбросив свою вечную фотоношу на ее законное место – старый сундук в прихожей, – кликнула сына.

– Джой, у нас потолок не тек? Джо-о-ой! Дрыхнешь?

Дернув дверь в комнату сына, заметила, что под его одеялом еще кто-то есть. Ночью я на это не обратила внимания. Когда я приехала, Димка сидел за компьютером. Неужто, отправив барышню в постель, продолжил работу? Высокие отношения!

Дверь в комнату сына пришлось целомудренно прикрыть и кричать уже издали:

– Лидия Ивановна спрашивает, во время дождя потолок не протекал?

– Был дождь?

– Ливень! А гражданам интернета – что зима, что лето…

Бросив взгляд на пошедшие трещинами, ни разу не ремонтированные, но сухие потолки, пошла обратно на площадку.

– Нет, Лидия Ивановна, похоже, у нас не протекло.

– Над вами крыша, наверное, хорошая. У покойника Григория Александровича, царство ему небесное, тоже всегда сухо было. И у Татьяны Николаевны с Павлом Никитичем. А надо мной – что за беда такая! Как дождь, все сразу набухает. И Викочка, голубушка, мучилась, дышать не могла.

И Лидия Ивановна привычно запричитала об умершей подруге, с которой они прожили много лет. Но слушать про покойницу Викочку и про набухание соседских потолков не было сил. Хотелось только спать… Спать… Согреться в ванной и спать.

– Не слышишь, что ли, Жэ Жэ, тебя.

Входная дверь чпокнула, видно, ночная гостья сына исчезла столь же незаметно, как и появилась, а снявший трубку Димка тем временем звал меня к телефону. Завернувшись в полотенце, выскочила из ванной, прошлепала на кухню и мокрой рукой взяла трубку.

– Але!

– Не будь дурой…

– Вы, наверное, не туда попали, – зашипела я от злости, что зря выдернули из ванной. Приходится мерзнуть, на полу растекается лужа, и все ни за что.

– Туда мы попали! Постарайся все понять! И не будь дурой.

Связь отключилась. Пошли гудки.

Собственно, началось все в этот момент, только тогда я этого еще не знала. До осознанного начала оставалась пятьдесят одна минута.

– Маразм крепчал!

Сигарета от мокрой руки разбухла и не хотела прикуриваться.

– У тебя кто-то был или мне показалось? – как бы вскользь поинтересовалась у наливающего себе кофе сына.

– А что наша жизнь – как не реальность, данная нам в ощущениях! – сонно изрек Джой.

– Философ доморощенный!

– Да ладно тебе, ЖЖ.

На цыпочках пошлепала обратно в ванную, добавила горячей воды, но согреться не могла. В животе сидело мерзкое ощущение – помесь озноба с отвращением. Забравшись на свой допотопный диван размером со стартовую площадку небольшого корабля и поленцами кожаных валиков вместо двигателей, завернулась в комочек и укрылась с головой – только нос наружу. Сейчас засну, и это не отпускающее ощущение бреда уйдет. Сейчас засну… Сейчас…