– Галатея… Пэнгборн? – спрашивает Дженнифер, стараясь вникнуть в происходящее. – А при чем тут?..

– Может, она в… – Лета кивает в сторону туалета, возле которого они столпились.

Дженнифер без стука открывает дверь, Баннер на всякий случай берется за рукоятку пистолета, Лета поворачивается, оставляя Эдриен у себя за спиной, но…

– Так и не починили, – говорит Дженнифер, потому что окно из туалета распахнуто, жесткая пластиковая лента, крепившая его, беспомощно болтается, а налетевший снег успел собраться в раковине.

– С чего бы ей бежать? – спрашивает Баннер.

– Наверное, испугалась, – дает явное объяснение Дженнифер.

– Потому что полицейские, которые охраняют последнюю девушку, всегда умирают, – добавляет Лета, глядя на мужа во все глаза. – Не обижайся, помощник шерифа. Возможно, она спасла тебе жизнь.

– Зачем ей меня спасать? – удивляется Баннер. – За старшего Рекс Аллен оставил меня, а не ее.

– Давай не будем мериться сам знаешь чем, – говорит Дженнифер. – И если она – последняя девушка, то ты в проигрыше, Бан, извини.

– Она – последняя девушка? – В голосе Леты звучит и надежда, и сожаление.

Дженнифер еще не ответила, но Баннер видит, что тонкая кожа вокруг ее глаз вдруг натянулась, совсем чуть-чуть. Это не намеренно, но полностью ее выдает: она в ужасе.

Та, кем она когда-то была, пришла бы в полный восторг, обрадовалась не на шутку.

Но сейчас она другая. И то, что происходит, ее больше не возбуждает. Наоборот, ужасает, как любого нормального человека.

– По крайней мере, должны быть следы, – говорит Баннер, и Дженнифер с Летой осаживают его суровым взглядом.

«Зачем тебе это», – говорит себе Дженнифер, но она уже впряглась: несется в ратраке Баннера, крепко вцепившись в обшарпанную ручку у себя над головой, губы оттопырила подальше от зубов, чтобы не прикусить их, когда в следующий раз окажется в невесомости.

Они стараются держаться следов, которые быстро скругляются и вообще исчезают. Езда по городу напоминает кросс по пересеченной местности: они не едут по улицам, а пыхтят прямо по траве, клумбам и прочей растительности. Этому противоправному и явному уничтожению городской собственности есть одно оправдание: речь идет о жизни и смерти, потому что Синн в такой холод долго не продержится.

– Сюда. – Дженнифер показывает Баннеру, чтобы взял чуть левее.

Он послушно направляет ратрак влево.

– Если раздавишь скамейку или еще что, – говорит Дженнифер, – меня, чур, не вмешивать. Уничтожать собственность мне временно запрещено.

– Что запрещено?

– Меня освободили условно-досрочно.

– Тебя здесь вообще нет, – говорит Баннер. – Мне кажется, у нас нет права привлекать гражданских. Я даже не уверен, можем ли мы пользоваться этим…

Ратраком.

– Что она вчера сказала? – спрашивает Дженнифер, пытаясь застать Баннера врасплох, пока он думает о другом, ведь после мотеля вернуться в участок он ей не позволит.

Баннер бросает быстрый взгляд в ее сторону: значит, раскусил маневр.

И все же бурчит:

– Это он, не сомневайся, – после чего переключает передачу на более низкую и всматривается в следы, стараясь определить, какие из них оставила Синн. – Ее… ее описание совпадает.

– С чем?

– С новостями. – Баннер смотрит в зеркала, ищет нужные следы.

– Кто она из этой парочки? Какая пряность?

– Синнамон – это корица. – Баннер совсем сбавляет ход, чтобы не раздавить неизвестно откуда взявшуюся стойку для велосипедов.

– Я спрашиваю, кто она из близнецов…

– Та, которой удалось выбраться, – говорит Баннер, резко выворачивая руль.

Дженнифер кивает, воспроизводя в памяти худую девчонку двенадцати или тринадцати лет. Из воды ее вытаскивают на пирс, вокруг кричат и умирают люди, а над всем этим на огромном экране идут «Челюсти».